– Как быстро расходятся слухи, я здесь меньше двух часов, а тебе уже известна часть моей биографии. Но я позволю себе внести уточнение, я отбываю наказание за вандализм.
– Подумаешь, – Алексей улыбнулся.
Некоторое время я наблюдал за ним. Он мыл и помогал одевать парализованного. Была изрядная доля эгоизма в санитаре, самоутверждавшемся за счёт такой работы. Всем видом он кричал: посмотрите, какой я великодушный, ведь я служу в аду. Я удивлялся, что человек подобного склада трудится в хосписе. Алексей всё делал монотонно, так если бы заботился не о пациенте, а о манекене. О чём-то разговаривая с медсестрой, Лёша отпускал неприличные шутки. Отрешённый пациент, словно скитаясь в другом измерении, смотрел в сторону, когда Алексей аккуратно одевал на него пижаму. Потом он пересадил парализованного на коляску, накрыл его колени пледом и вывез на прогулку. Санитар подходил к своим обязанностям формально, не вкладывая сколько-нибудь души и сердца. Для него это была рутина. Изредка Лёша флиртовал с медсёстрами и санитарками. Мимолётное развлечение, коих немного в таком безрадостном месте.
Волонтёры и санитары собирались на обед в небольшой комнате, где можно отдохнуть. Присутствовавшие что-то обсуждали, а когда я вошёл, вдруг затихли. Для них я был чужаком. Добровольцами были женщины средних лет, а санитарами – девушка и трое сильных ребят. Я уже завёл знакомство с Алексеем. Он представил меня остальным. Все были в белой униформе. Можно было подумать, что собрались светила медицины и сейчас начнётся консилиум.
Внезапно зажёгся красный маячок. Сигнал тревоги исходил из седьмой палаты. Волонтёры всполошились. Алексей единственный остался равнодушным.
– Арсений, метнись, проверь, – сказал он лениво.
– А вдруг случилось нечто серьёзное? – встревожилась санитарка с глазами лани.
– Если что, посигналишь, – велел Лёша.
Боясь, стать свидетелем чего-то ужасного, я бежал по коридору. Я не представлял, с чем предстояло столкнуться. Возможно, тот, кто нажал на тревожную кнопку, мечется в агонии. Открыв дверь в палату, я увидел пациентку не сразу. Маленькая, иссушенная болезнью, женщина лежала на белоснежных подушках.
– Что произошло? – я вглядывался в бледное, как наволочка, лицо.
– А где Вероничка? – поинтересовалась пожилая пациентка. Её глаза неестественно большие на худом измождённом лице впились в меня.
– Ах, Вероничка! Она придёт позже, – подыграл я, не подозревая, о ком спрашивают. Кто эта таинственная Вероничка – дочь, подруга или медсестра? Среди тех, с кем я познакомился сегодня в хосписе, не было ни одной дамы с таким именем.
– Хорошо, скажите ей, что я жду её визита, – слабым голосом попросила она. – Может быть, вы знаете, когда закончится путёвка в этом санатории?
– Санатории? – удивился я, но спохватившись, добавил: – Вероничка, наверное, знает.
– Передайте ей, что я жду.
Я кивнул и отправился обратно в комнату отдыха.
– Кто такая Вероничка? – полюбопытствовал я, увидев растерянные лица. Они боялись ещё одной смерти. И с облегчением выдохнули, узнав причину вызова.
– Это врач-терапевт, – пояснила младшая медицинская сестра, – Вероника Ростиславовна Милонова.
Не успел я выпить чая, перерыв закончился, и жизнь в хосписе потекла своим чередом. Приказы сыпались лавиной: помой утку, поменяй бельё, открой окна, раздай ужин. Я помогал переворачивать парализованных, пока санитары обмывали их. Выносил и мыл горшки. Мелкие поручения, но для того, кто немощен и слаб, они казались существенными. Я ощутил себя важным винтиком в большой машине, винтиком без которого этот сложный механизм не работал бы так гармонично. После ухода за больными я сворачивал салфетки, которыми пользовался не только персонал хосписа, но и медсёстры, выезжавшие на дом к пациентам. Салфетки, скрученные из широкого бинта, предназначались для перевязки. Занятие стало для меня тяжким наказанием – я не любил монотонную работу, но теперь, набрался терпения. Выдержки не хватало и толстому ухоженному коту, который тоже нёс усердную службу в "Надежде". Мурлыка тёрся у моих ног, выпрашивая корма и ласки. Умоляюще заглядывал мне в глаза, не вытерпев напора, я сдался и погладил его. Он выгнул полосатую спинку и тихо замурлыкал. Хитрец решил отпраздновать победу, запрыгнув мне на колени, изогнулся и нежно дотронулся влажным носом до моего подбородка.
– Моцарт! – позвала женщина. – Вот ты где, проказник!
Застигнутый кот спрыгнул с моих коленей и помчался к ней. Она принесла гостинец – кусочек колбасы.
Русые волосы незнакомки были аккуратно уложены, лицо без макияжа казалось свежим и молодым, хотя морщины, залёгшие в уголках серо-голубых глаз, красноречиво напоминали о возрасте. Белый халат не скрывал худобу, которой я удивился. Она рассмеялась, когда Моцарт ласкался о её ноги.
– Предатель! – с досадой воскликнул я.
– Верность кошек стоит недорого, – проговорила врач и положила перед питомцем колбасу. – Но, как приятна иногда бывает.
– Моцарт! – крикнул кто-то из соседней комнаты, и кот, жадно сцапав остатки лакомства, помчался на зов. Я встал, отложив жгут.