Нити судьбы

Один близнец устроился на нарах спать, другой кинув на меня хмурый взгляд, уселся на противоположной стороне. Он закрыл глаза, и я услышал мерное сопение. Уныние нахлынуло тяжёлой чёрной волной. Я не смог уснуть, сколько ни старался, да и как можно спать в подобных обстоятельствах? Близнецы, видимо, не раз бывали в передрягах, поэтому тихо заснули. В такой ситуации сложнее всего оставаться наедине с собой. Как если бы я оказался на необитаемом острове, пережив кораблекрушение. Совершенно потеряв ощущение времени и пространства, я сидел не смыкая глаз, глядя перед собой. Близнец, тот, что расположился напротив, пошевелился во сне, сделал выпад рукой, будто дрался с невидимым противником. Наверное, он увлекался боксом. Его лицо испещрено шрамами, которые обычно получают в поединках.

   Как там Аделина? А существует ли девушка? Быть может, это фантазия, порождённая бессонницей. Лина казалась нереальной, как и всё, что происходило накануне.

   Тревожная ночь давала знать о себе. Мысли текли вяло, в них не было ясности. Я не предполагал, чем закончится эта авантюра.

Раздались первые раскаты грома. В камере, лишённой окон, я слышал лишь глухое эхо.

– А ведь прав Коля! – пробормотал я.

   В ответ прозвучал рокот грозы, такой сильный, словно рядом кузнец ударил молотом по наковальне.

– Чёртов сукин сын! – выругался я, вспомнив позорное бегство друга.

6. Аделина

   Часть ночи я провела в уединении, размышляя о случившемся. Волнения не было. Одиночество, даже принудительное, бывает полезным. Но отпущенное время тишины оказалось недолгим. Чьи-то крики и взрывы смеха спугнули робкое спокойствие.

– Руки убери! – воскликнула ярко накрашенная девушка, в юбке едва выглядывавшей из–под прозрачной блузки. – За всё нужно платить!

   Поправив фуражку, полицейский втолкнул девицу в камеру. Это было явление первое. Занавес. Акт второй.

– Отпустите меня, – визжала ещё одна особа в таком же одеянии другого цвета. Её лицо, совсем ещё юное, спрятано под густым макияжем.

Два сержанта, подхватившие девушку под руки, не могли утихомирить её. Вакханка была пьяна и нетвёрдо держалась на ногах. В попытках отмахнуться от назойливых полицейских, она рухнула на пол и, словно беспомощная черепаха, упавшая на панцирь, завертелась на спине, продемонстрировав присутствующим кружевное бельё.

– Держи её, – жужжали, как комары, полицейские.

   Самому ловкому из блюстителей закона удалось схватить её. Легко, как пушинку, он поднял девушку и завёл в камеру, усадил на скамью и приковал наручниками к решётке.

– Чтобы не поранилась, – коротко пояснил он.

– Заботливые сволочи, – прошипела девица, которую привели в начале.

   Девушка трепыхалась, как пойманная и посаженная в клетку диковинная птица, затем замерла и уставилась мутными глазами в пустоту.

   В явлении третьем, как и всегда в хорошей пьесе после кульминации наступает развязка.

   Последней в камеру зашла ещё одна ночная бабочка. Спокойно и даже величественно, будто бы особа королевской крови, девушка опустилась на скамью. Дверь захлопнулась.

– Не шумите! – погрозив пальцем, сказал полицейский и ушёл, оставив меня наедине со жрицами любви.

Воцарилось молчание, и никто из нас не спешил нарушить его. Девицы являлись олицетворением запретного мира, о котором не принято говорить вслух. Женщины несчастны каждая по–своему. Беспросветное существование не доставляло им никакого удовольствия, и не нашлось никого, чтобы помочь выбраться из этой круговерти, которая со временем поглотит их.

  Дождь усыплял не хуже колыбельной. Веки налились тяжестью, хотелось заснуть. В каморке сделалось тесно и душно. Девицы оказались весёлыми и разбитными. Их вульгарные шутки вызывали громогласные волны хохота.

– А ты, цыпочка, за что здесь? – нагловато поинтересовалась одна из троицы, сев поближе ко мне.

– Хулиганство, – невинно ответила я, инстинктивно отодвинувшись и вжавшись в стенку.

– Хулиганка, значит! У нас таких любят, – сказала другая, кинув многозначительный взгляд на товарку. Они дружно расхохотались, увидев в этой ситуации нечто забавное.

7. Арсений

     Сквозь дрёму я услышал, как гомерически хохотали женщины в противоположном конце коридора. Их смех больше походил на кудахтанье кур. И я закудахтал, как курица. Иного развлечения в камере с двумя спящими близнецами не нашлось.

   Всю ночь я не сомкнул глаз, считая минуты. Меня выпустили из камеры административного задержания ранним утром. Воздух был свежим после грозы. Как приятно после запаха тюремной плесени дышать чистейшим кислородом. Коля встречал меня у выхода. Он сконфуженно улыбался. А рядом с ним я заметил своего отца. Вид он имел мрачный, и я догадался, что меня ждёт взбучка.

– Доброе утро, – нарочито бодро поприветствовал Коля, пытаясь скрыть чувство вины.

– Доброе, – дружелюбно ответил я, и Коля рассмеялся. – Ты прав – дождь был. И гроза тоже.