Нить Ариадны[СИ, книга не издавалась]

Что ж, с виду — обычные люди, не сумасшедшие и не сектанты, подумала она, увидев «семью» Влада. Его отец, Семён, ей понравился… Силой веяло от этого крепко сбитого мужчины с едва приметной сединой на висках, сквозила в нём та же «необычность», которую Ариадна чувствовала во Владе и Данииле. Ни с чем её не спутаешь, слишком характерные ощущения… Да, была в этих людях сила. Но в сказки про рыцарей-джедаев Ариадна не верила, хотя — сказка ложь, да в ней намёк. Но девушку на время захлестнули более понятные ей чувства: когда Семён просто, как-то по-домашнему улыбнулся, беря у неё сумку и укладывая в багажник машины, сердце сжалось, заболело: папа.

Ей удалось не пустить слёзы к глазам: для этого пришлось сжать сердце жестокой хваткой.

— Не перегни палку, сломаешь, — раздался вдруг голос совсем рядом, и девушка вздрогнула. — Лучше отпусти себя.

Она сразу почувствовала: это он, мастер. Пространство зазвенело, и на девушку накатил беспричинный страх, хотя голос был совсем не злой, да и его обладатель — человек как человек… Дяденька зрелого возраста, с морщинками на загорелом лице и светлыми, чуть насмешливыми глазами, в светлых джинсах и рубашке в голубую полоску с коротким рукавом. Кем он мог работать? В том, что он начальник, Ариадна почему-то не сомневалась. Аура властности окружала его. То ли из дома он вышел, то ли уже был во дворе…

Дыша встречным ветром, Ариадна всю дорогу пыталась «отпустить себя». Хорошо, что тот дяденька сел в другую машину, а то рядом с ним ей было немного не по себе… За рулём был Влад, рядом с ним сидел Семён, а Ариадна с Даниилом — сзади. Никто девушку ни о чём не спрашивал, и она, нахохлившись, забилась в угол…

Дяденьку звали Ярослав. На Ариадну он как будто не смотрел вовсе, но она чувствовала его мысленный «взгляд». Сзади возвышалась стена из сосен, впереди был обрыв, внизу — река. В одном более пологом месте можно было спуститься к воде, но Ариадна решила не рисковать.

Она ждала чего-то необычного, но ничего особенного не происходило. Поход как поход. С палатками, рыбалкой и ухой на костре. Ариадна постепенно расслабилась и перестала воспринимать «необычность» окружавших её людей так настороженно. Она ни о чём не спрашивала, и ей тоже никто не докучал вопросами. Будто она была знакома с ними всю жизнь. Может, воины Света — всё-таки выдумка, шутка? Какой-то нелепой казалась эта мысль при виде обыкновенных рыбачащих мужчин, хотя сосны нашёптывали ей какую-то грустную тайну… Ветер гладил её по волосам, утешая, как ребёнка, река уносила с собой печаль, а солнце… Их было два: одно в небе, и второе — рядом, её человек-солнце, Влад. Запутываясь пальцами в траве, Ариадна просила всё — небо, солнце, реку, землю — забрать её боль…

И всё-таки она ощущала себя гостьей, к которой приглядываются. Нет, её не рассматривали в буквальном смысле: мужчины занимались своими делами, а ей было позволено просто находиться рядом. От неё ничего не требовали: хочешь — помогай, хочешь — бездельничай и наслаждайся природой. Но совсем ничего не делать Ариадне было всё же неловко, и она вызвалась почистить картошку. Ей доверили это дело. Сидя на траве и снимая с картофелин длинные спирали кожуры, она чувствовала, как руки Влада касаются сзади её волос.

— Русалка ты моя… Как ты?

— Нормально, — проронила она.

— Здесь хорошо, правда? — Он нюхал её волосы, смешно сопя у неё за ухом.

— Угу, — был её ответ.

Его руки начали легонько массировать её напряжённые плечи.

— Расслабься. Просто получай удовольствие от общения с природой. На мужиков не обращай внимания и никого не бойся. Ты здесь — со мной.

Спираль кожуры прервалась и упала.

— В качестве кого?

— Моего друга, конечно.

Сердце заныло. Выжженные на нём слова «просто друг» хоть и зажили уже, и корочка сошла, оставив шрамы, но боль не уходила. На плечо лёг подбородок Влада.

— Ты понимаешь, что значит — друг? Это — самый близкий человек… Не менее близкий, чем возлюбленный или возлюбленная. А иногда и ближе. — И, видимо, чтобы рассмешить Ариадну, Влад пофыркал по-ежиному ей на ухо. — Рыбёшка ты моя маленькая…

Ей было щекотно и тепло, но сердце ныло — сладкой болью, пополам с нежностью. Да, близость душ — это прекрасно, но глупому сердцу было мало. Оно требовало человека-солнце в своё единоличное распоряжение, чтобы он принадлежал только Ариадне и никому более… Чтобы только её называл рыбёшкой и Русалочкой, чтобы только её волосы он гладил и только ей на ухо пел ежиные песни. Неразумное сердце оказалось собственником, эгоистичным и ревнивым, не говоря уже о теле, первобытные инстинкты которого было трудно обуздать и сердцу, и душе, и разуму.

Уха получилась вкусной. Сосны шептали над головой, убеждая её понять что-то, что она пока не в силах была понять, река звала вдаль. Что будет, если войти в её воды? Может ли она забрать её память, её чувства? Смыть их? Стать Летой…