Нить Ариадны

Полина Мербаум Нить Ариадны

Дракон

Обрамляя косматые кроны
В дымку пара из чёрных ноздрей,
Спят усталые веки дракона,
Ждут покоя и шума морей.
Ему снятся не горные склоны,
Не пушистого снега массивы,
Материнского тёплого лона
Тишина наплывает. Красиво,
В кой-то веки темно и спокойно,
Не тревожат ни думы, ни люд,
Исполинские крылья покойно
Предхребетный рельеф создают,
Покрываются мхами столетними
И испариной влажной пропитаны,
Только вот остаются бездетными
И от глаз посторонних укрытыми.
А когда-то слагались легендами
Его бурные юности страсти.

Любовь

Твои запястья раскинуты, помнишь, щебень
Впивался в спину и солнце палило веки,
Мы поклялись влюбленными быть навеки,
Мы обещали вечности не стареть.
Война с медузами, море, гребень
Волны нахальной нас бережно так ласкал,
И разбивал на капли о плечи скал,
И позволял ветрам развивать на треть.
Я буду лучше огнем гореть,
Который ты разжигать не стал,
Когда закат уж давно устал,
Когда рассвет выбираться стал
Из пелены постели.

На прощание

Я забыла твой взгляд. Он, наверно, похож
На лучистые игры воды на поверхности глади.
Ничего. Всё пройдёт, но останутся в памяти смех
и падение сохнущей пряди
На овалы лица. Не могу точно вспомнить размеры
Твоих скул и параметры роста.
Ты дождись моего холокоста. Ты отпой за меня
У могил моего мертвеца.
Я забыла твой голос. Вроде был он, как отзвуки моря,
Будто волны хотели у порта украсть старика,
Но потом не решились. Мы достаточно вынесли горя.
Мы хотели постигнуть весь мир, но она велика,
Эта вечно бегущая вечность.
Извини, я не помню и имя твое. Слишком редко его
Произносят просители всуе.
Если б было достойно сырьё, я б слепила твой образ
И оставила ветру, ликуя,
Что он весть разнесёт всем на свете, как красен твой облик,
Но не помню и слова, что ты произнес, уходя.

Стикс

Отразится на глади воды сине-розовый пепел,
Что остался штрихом мимолетным с пожара заката,
И веслом зачерпнул, но ни капли сверкающей не пил,
Молчаливый извозчик Харон в ожиданьи дуката.
В гробовой тишине не скользит его лёгкая лодка,
А парит, словно вовсе нисколько сегодня не весят,
Ни душа, к деревянному днищу припавшая кротко,
Ни слова мои, полные гнева, упреков и спеси.
Беспощадный Харон направляется к берегу Стикса,
Что никто из живущих на свете ни разу не видел,
Там уже ожидают, смеются, что светится фикса.
Подождите, да разве в сердцах я вас так ненавидел?
Разве не были милы мне ваши прельстившие речи?

Воспоминания