Нить

Катерина заметила, что кирия Морено каждый раз находит предлог, чтобы выйти из комнаты, когда там заходят эти разговоры. Раз или два Катерина выходила следом и видела, что хозяйка тихо плачет в кладовой.

– Каждый раз, как подумаю об Исааке, у меня такое ужасное чувство, что я его больше никогда не увижу, – говорила она. – И тут нам дали возможность вернуть сына, а люди против!

Катерина обняла кирию Морено и прижала к себе.

– Не могу их слушать, – пожаловалась Роза. – Элиасу я ничем не в состоянии помочь, так хоть Исаака бы увидела.

– А от Элиаса никаких вестей? – спросила Катерина, надеясь хоть что-нибудь узнать.

– Никаких, – ответила Роза. – Но говорят, почти все партизаны в горах, должно быть, и он там. И Димитрий с ним, наверное. А погода опять меняется, да?

– Снег. Да. Я слышала, там уже снегопад был.

Пожилая женщина кивнула, и какое-то время они сидели молча. Кирии Морено хотелось собраться с духом, прежде чем возвращаться к остальным. Катерина думала о Димитрии. Она содрогнулась, представив, как он там, зимой, без еды, без теплой одежды.

Споры по поводу кладбища не утихали, но в действительности выбора у евреев не было. Муниципалитет уже набрал рабочих, чтобы срыть его, и в декабре более трехсот тысяч могил, в том числе и тех, где лежали великие раввины и учителя, были уничтожены. Родственники бросились туда, надеясь вывезти останки своих близких, но почти все опоздали – кости уже раздробили, золотые зубы вырвали. Повезло лишь немногим, они успели спасти своих покойных родных и позже перезахоронить на новых кладбищах, в восточной и западной частях города.

Мраморные памятники вывезли на продажу – потом они оказывались на фасаде какого-нибудь здания, а то и под ногами вместо тротуарной плитки. Морено, как и большинство других евреев, были вне себя от горя, когда увидели, как надругались над историческим и священным для них местом. Окажись оно в эпицентре землетрясения, и то пострадало бы меньше. Это была катастрофа.

Однако через несколько дней слезы горя сменились для Морено слезами радости. Тощий, как скелет, человек появился на пороге их дома. Это был Исаак. Кости сотен тысяч мертвецов обменяли на несколько тысяч едва живых.

Глава 20

Начался 1943 год, и голод в стране еще усилился.

Это стало главной заботой для всех жителей Салоников.

Мастерская Морено сумела сохранить всех оставшихся работников (помимо Иакова, еще трое умерли в трудовом лагере), но работы стало мало. Немцы больше не приходили заказывать костюмы, и даже состоятельные горожане («Наверняка сплошь коллаборационисты», – прибавляла кирия Морено) не могли достать тканей на новую одежду. Константинос Комнинос так взвинтил цены, что они были по карману только самым богатым.

Одной из очень немногих женщин, кому по-прежнему шили новые платья, была Ольга. Не столько от недостатка еды, сколько от тревоги за сына она еще сильнее, до болезненности исхудала. Кто-то, может быть, и принимал эту худобу за элегантную стройность, но под дорогим крепдешином торчали кости – в точности так же, как и у самых обездоленных бедняков. Теперь ее муж приглашал в гости немецких офицеров, и когда они сидели за столом, аппетит у Ольги пропадал окончательно.

Как и все остальные модистры и портные, Катерина была по-прежнему занята переделкой вещей. Манжеты истирались, ткань лоснилась от старости, но люди стремились сохранить хоть какое-то чувство собственного достоинства, поддерживая приличный внешний вид. В мастерской Морено брали за такую услугу совсем недорого, а для друзей это делалось и вовсе бесплатно.

Ходили слухи, что евреев депортируют из стран их проживания по всей Европе, но, поскольку в Греции ничего подобного до сих пор не случалось, у Морено не было причин думать, что это может коснуться и их. Однако внезапно, словно именно в Новый год кого-то осенила новая мысль, в январе 1943-го все изменилось. В Салоники прислали одного из заместителей Адольфа Эйхмана с целью «окончательного решения вопроса» относительно пятидесяти тысяч евреев этого города. Через месяц прибыла сотня немецких полицейских, которые и должны были претворять в жизнь новые меры.

– Что они там еще выдумали с этой звездой? – спросил Исаак; он приходил в мастерскую каждый день, хотя и был еще очень слаб, а его когда-то ловкие и умелые пальцы стали непослушными после нескольких месяцев черной работы.

– Звезда должна быть желтая – это все, что я знаю, – сказала кирия Морено. – Некоторые клиенты уже попросили нас пришить.

– И еще она должна быть десять сантиметров в диаметре, шестиконечная, – добавила Катерина, которая уже нашивала звезды на пальто и пиджаки.

Исаак стоял и смотрел на нее.

Звезды, пришитые Катериниными красивыми, ровными стежками, имели вид искуснейшей аппликации. Она уже видела на улицах пару человек со звездами на рукавах, кое-как приметанными грубыми стежками. Если уж ее друзьям-евреям приходится носить такое, так пусть это хоть выглядит аккуратно.

– Не понимаю, с какой стати мы вообще должны их носить, – сказал Исаак. – Я уже отработал свое на немцев. По мне, так этого вполне достаточно.