"Съ правой стороны кормы на насъ дулъ свѣжій вѣтерокъ, и въ теченіи нѣкотораго времени мы шли очень быстро, совсѣмъ не помышляя объ опасности, такъ какъ у насъ не было ни малѣшией причины предчувствовать ее. Вдругъ — совершенно врасплохъ — мы были застигнуты вѣтеркомъ, пришедшимъ къ намъ съ Хельсеггена. Это было что-то совсѣмъ необыкновенное — никогда ничего подобнаго съ наии раньше не случалось — и я началъ немного безпокоиться, не зная, въ сущности, почему. Мы пустили лодку по вѣтру, но совершенно не двигались, благодаря приливу, и я уже хотѣлъ предложить пристать къ якорному мѣсту, какъ, взглянувъ за корму, мы увидали, что весь горизонтъ окутанъ какой-то странной тучей мѣднаго цвѣта, выроставщей съ изумительной быстротой.
"Между тѣмъ вѣтеръ, зашедшій къ намъ съ носа, исчезъ, настало мертвое затишье, и мы кружились по всѣмъ направленіямъ. Такое положсніе вещей продолжалось, однако, слишкомъ недолго, чтобы дать намъ время для размышленій. Менѣе чѣмъ черезъ минуту на насъ налетѣлъ штормъ — еще минута, и все небо окуталось мракомъ — и стало такъ темно, и брызги начали прыгать такъ бѣшено, что мы не видѣли другъ друга въ нашей лодкѣ.
"Безумно было бы пытаться описать такой ураганъ. Самый старый морякъ во всей Норвегіи никогда не испытывалъ ничего подобнаго. Мы успѣли спустить паруса прежде, чѣмъ вихрь вполнѣ захватилъ насъ; но, при первомъ же порывѣ вѣтра, обѣ наши мачты, какъ подпиленныя, перекинулись черезъ бортъ — вмѣстѣ съ гротъ-мачтой упалъ мой младшій братъ: онъ привязалъ себя къ ней для безопасности.
"Какъ игрушка, какъ перышко, носилась наша лодка по водѣ. На ровной ея палубѣ былъ только одинъ маленькій люкъ около носа, и мы всегда имѣли обыкновеніе заколачивать его, передъ тѣмъ какъ отправлялись черезъ Стрёмъ. Мы дѣлали это изъ опасенія передъ бурнымъ моремъ, но теперь, если бы это не было сдѣлано, мы должны были бы сразу пойти ко дну, потому что въ теченіи нѣсколькихъ мгновеній мы были совершенно погребены въ водѣ. Какъ мой старшій братъ ускользнулъ отъ смерти, я не могу сказать, ибо я не имѣлъ случая освѣдомиться объ этомъ. Что касается меня, едва только я выпустилъ фокъ-зейль, какъ плашмя бросился на палубу, ушраясь ногами въ узкій носовой шкафутъ, и цѣпляясь руками за рымъ-болтъ около низа фокъ-мачты. Я сдѣлалъ это совершенно инстинктивно, но, безъ сомнѣнія, это было лучшее, что можно было сдѣлать — думать же о чемъ бы то ни было я не могъ — я былъ слишкомъ ошеломленъ.
"Нѣсколько мгновеній, какъ я сказалъ, мы были совершенно погружены въ воду; и все это время я сдерживалъ дыханіе, и не выпускалъ болта. Потомъ, чувствуя, что я болѣе не могу оставаться въ такомъ положеніи, я сталъ на колѣни, все еще держа болтъ, и такимъ образомъ могъ свободно вздохнуть. Наша лодочка сама отряхивалась теперь, какъ собака, только что вышедшая изъ воды, и такимъ образомъ до нѣкоторой степени высвободилась изъ моря. Я старался теперь, какъ только могъ, стряхнуть съ себя оцѣпенѣніе, овладѣвшее мной, и собраться съ мыслями настолько, чтобы посмотрѣть, что теперь нужно дѣлать, какъ вдругъ почувствовалъ, что кто-то уцѣпился за мою руку. Это былъ мой старшій братъ, и сердце мое запрыгало отъ радости, потому что я былъ увѣренъ, что онъ упалъ за бортъ — но въ слѣдующее мгновеніе эта радость превратилась въ ужасъ — онъ наклонился къ моему уху и выкрикнулъ одно слово: "Москестрёмъ!"
"Никто никогда не узнаетъ, что я чувствовалъ въ это мгновеніе. Я дрожалъ съ головы до ногъ, какъ будто у меня былъ сильнѣйшій приступъ лихорадки. Я хорошо зналъ, что онъ разумѣлъ подъ этимъ словомъ — я зналъ, что онъ хотѣлъ сказать мнѣ. Вѣтеръ гналъ насъ къ водовороту Стрёма, мы были привязаны къ нему, и ничто не могло насъ спасти!
"Вы понимаете, что, пересѣкая каналъ Стрёма, мы всегда совершали нашъ путь значительно выше водоворота, даже въ самую тихую погоду, и тщательно выслѣживали и выжидали затишье — а теперь мы мчались прямо къ гигантской водной ямѣ, и это при такомъ ураганѣ! "Навѣрно", подумалъ я, "мы придемъ туда какъ разъ во время затишья — есть еще маленькая надежда" — но черезъ мгновенье я проклялъ себя за такую глупость, за такую безсмысленную надежду. Я слишкомъ хорошо понималъ, что мы погибли бы даже и въ томъ случаѣ, если бы мы были на кораблѣ, снабженномъ девятьюстами пушекъ.
"Въ это время первый порывъ бѣшеной бури прошелъ, или, быть можетъ, мы уже не такъ его чувствовали, потому что убѣгали отъ него, во всякомъ случаѣ волны, которыя сперва лежали низко подъ вѣтромъ и безсильно пѣнились, теперь выросли въ настоящія горы. Странная перемѣна, кромѣ того, произошла на небѣ. Вездѣ кругомъ оно попрежнему было чернымъ, какъ смоль, но почти какъ разъ надъ нами оно разорвалось, внезапно обнаружился круглый обрывъ совершенно ясной лазури, — ясной, какъ никогда, и ярко, ярко голубой — и сквозь это отверстіе глянулъ блестящій полный мѣсяцъ, струившій сіяніе, какого я никогда раньше не видалъ. Все кругомъ озарилось до полной отчетливости — но, Боже, что за картина была освѣщена этимъ сіяніемъ!