Перечитав сценарий, она убедилась, что первое впечатление не обмануло ее; если Кинселла тряхнет стариной и будет работать как в прежнее время, он сделает превосходный фильм. Она позвонила ему прямо в половине третьего ночи, но никто не ответил. Все это, словно кольцо пленки на монтажном столе, многократно повторяясь, крутилось у нее в голове, пока она корпела над дрянным материалом, отснятым Кинселлой за последнюю неделю.
Внезапно она выключила аппарат.
– Ида, я хочу попросить тебя об одном одолжении.
– Слушаю. – Ида оторвалась от работы.
Сценарий лежал в большой сумке на длинном ремне, с которой Гретхен всегда ходила на студию. Она достала его и протянула Иде.
– Я отправлюсь на часок-другой в музей, – сказала она. – А ты брось всю эту муру и почитай. Когда я вернусь, мы пойдем с тобой обедать – вдвоем, больше никого, – и ты мне скажешь, как он тебе показался.
Ида нерешительно посмотрела на Гретхен, но сценарий взяла. Гретхен никогда не уходила в середине рабочего дня. Самое большее, что она себе позволяла, – это выпить чашку кофе.
– Ладно, – согласилась Ида и, поправив очки на носу, с такой опаской посмотрела на сценарий, будто он мог взорваться.
Гретхен надела пальто и, спустившись вниз, попала в людской водоворот, который бурлил на Седьмой авеню, где помещалась их студия. Она быстро добралась до центра и вошла в Музей современного искусства с единственным намерением, как она уверяла себя, успокоить нервы созерцанием произведений подлинного искусства. Но вышла из музея такая же взбудораженная. Теперь, после общения с Пикассо, Ренуаром и Генри Муром, она даже думать не могла о том, чтобы вернуться обратно к монтажному столу, а поэтому позвонила на студию и предложила Иде встретиться прямо в ресторане.
– Подкрасься и подтяни чулки, – безжалостно распорядилась она. – Это шикарный ресторан с французской кухней. Угощаю я, потому что у меня неприятности.
В ожидании Иды она выпила виски у стойки бара. Обычно днем она не пила, но, в конце концов, законом это не запрещено. И кроме того, сегодня суббота.
Увидев Гретхен возле стойки, Ида насторожилась:
– Что ты пьешь?
– Виски.
– Значит, у тебя и вправду неприятности. – Ида считала, что находится на переднем крае современной мысли, но в повседневной жизни она оставалась сухой пуританкой.
– Два виски, пожалуйста, – сказала Гретхен бармену.
– Ты же знаешь, что я, если выпью, работать не могу, – запричитала Ида.
– На сегодня твоя работа кончена, – заявила Гретхен. – И моя тоже. Ты сама, по-моему, кричала, что женщин заставляют трудиться до седьмого пота. Особенно по субботам. Разве не ты утверждала, что в нашей стране необходима двадцатичасовая рабочая неделя?
– Теоретически да, – осторожно призналась Ида, с явным отвращением поглядывая на стакан, который поставил перед ней бармен. – Лично я предпочитаю работать больше.
– Но не сегодня, – твердо сказала Гретхен. Она подозвала метрдотеля. – Столик на двоих, пожалуйста. И пусть туда перенесут наши стаканы. – Величественным жестом она положила на стойку два доллара.
– Зачем ты ему столько дала за три виски? – прошептала Ида, когда они вслед за метрдотелем шли в глубь ресторана.
– Размер чаевых, – ответила Гретхен, – уравнивает нас с мужчинами.
Метрдотель усадил их за столик рядом с кухней.
– Видишь… – Ида обвела зал взглядом. – Ресторан почти пустой, а он сажает нас возле кухни. Только потому, что мы без мужчин.
– Пей лучше виски, – посоветовала Гретхен. – Мы отомстим им на том свете.
Ида сделала глоток и скривилась.
– Раз уж ты заказываешь, – сказала она, – то могла бы выбрать что-нибудь послаще.
– На баррикадах сладкого не подадут, – ответила Гретхен. – А теперь расскажи, как тебе понравился сценарий.
Ида просияла. Она искренне радовалась, увидев удачно снятую сцену в фильме, прочитав пришедшуюся по душе страницу в книге.
– Сценарий чудесный, – сказала она. – Знаешь, какую из него можно сделать картину!
– Беда только в том, что никто вроде не собирается ее снимать, – сказала Гретхен. – По-моему, этот сценарий уже многим показывали, и наш ненаглядный Эванс Кинселла был последней надеждой агента.
– Эванс его уже читал?
– Да, – ответила Гретхен. – И назвал дерьмом. Велел отдать сценарий секретарше, чтобы она его вернула.
– Выскочка! – взорвалась Ида. – А еще считается фигурой! Во сколько обойдется теперешняя картина?
– В три с половиной миллиона.
– Не только в кино, но и вообще в мире что-то неладно, – заметила Ида, – если такому идиоту дают три с половиной миллиона, с которыми он может поступать, как ему заблагорассудится.
– За последние три года он сделал две очень нашумевшие картины, – возразила Гретхен.
– Случайность, – отозвалась Ида. – Счастливая случайность.
– Ну, не только, – снова возразила Гретхен. – У него иногда бывают взлеты.
– Но они не стоят трех с половиной миллионов, – не сдавалась Ида. – И чего ты к нему липнешь, не понимаю. Черт знает как он с тобой обращается. И не только на работе.
– Да ладно! – воскликнула Гретхен с притворной беспечностью. – Мазохизм в небольших дозах еще никогда не приносил вреда женщине.