Дверь отворилась, вошел мужчина в цветастой рубашке и сразу же направился к писсуару. Билли для виду вымыл руки и, вытянув бумажное полотенце, тщательно их вытер. Он вернулся в зал и сел в первых рядах, где еще оставалось несколько свободных мест. Он был в таком состоянии, что не знал, сможет ли досмотреть картину до конца, – вот почему ему не хотелось сидеть рядом с матерью. Но картина сразу его захватила, и в комических местах он даже смеялся вместе со всеми. А игра Уэсли его просто поразила.
Когда картина кончилась, зрители аплодировали особенно долго и дружно. Затем они повернулись к балкону, и Билли увидел, что они аплодируют его матери, которая теперь стояла у перил балкона и робко улыбалась. Взволнованный успехом матери. Билли хлопал громче всех и мысленно ругал себя за то, что столько лет относился к ней как последняя свинья!
На набережной Круазетт он увидел толпу молодых любителей автографов, окружавшую человека, который стоял к нему спиной. Билли направился было туда, но остановился. В человеке, подписывавшем программы, тетрадки и даже клочки бумаги, он узнал Уэсли. Билли усмехнулся: «Актер не удержится от соблазна на себя посмотреть, как я сразу не подумал». Он стал по возможности вежливо проталкиваться к Уэсли, который в этот момент, нагнувшись, давал автограф невысокой девушке в цыганской юбке.
– Мистер Джордан, – зашепелявил Билли высоким женским голосом, – подпишите и мне. Я от вас просто в восторге!
Уэсли поднял глаза.
– Иди ты к черту, – сказал он. Однако на его лице расплылась довольная улыбка.
Билли крепко взял его за руку.
– На сегодня все, ребята, – сказал он громко. – Мистера Джордана ждут на пресс-конференции. Пойдемте, сэр. – Он двинулся вперед, продолжая крепко держать Уэсли. Уэсли сначала слегка упирался, затем послушно зашагал рядом.
– Ты сейчас нужен матери больше всего, – сказал Билли, – и не смеешь ее подводить.
– Да-а, – протянул Уэсли. – Она просто молодчина.
– Еще бы! И ты ей непременно об этом скажешь. Знаешь, а у тебя тоже здорово получилось.
– Да, ничего, – довольно ответил Уэсли. Улыбка теперь уже не сходила с его лица.
Стоя в ожидании лифта. Билли тихо спросил:
– Ну как, нашел того человека?
Уэсли покачал головой.
– А не пора тебе об этом забыть?
Наконец Уэсли перестал улыбаться.
– Нет, не пора.
– Кинозвездам не положено бегать по городу и убивать людей.
– Я не кинозвезда.
– Сейчас в Канне твое лицо известно каждой собаке. Ты и мухи не прихлопнешь без свидетелей, не то что человека. – К лифту подошли еще двое, и Билли замолчал.
Когда Билли и Уэсли вошли в конференц-зал, Гретхен, окруженная журналистами, уже начала говорить, но, увидев их, остановилась на полуслове.
– Дамы и господа, – сказала она взволнованно, – сюда пришел один из самых многообещающих молодых актеров, каких мне доводилось встречать. Уэсли, поднимись, пожалуйста, сюда.
– О господи! – пробормотал Уэсли.
– Иди же, идиот. – Билли подтолкнул его в сторону помоста, на котором стояла Гретхен.
Уэсли медленно прошел через зал и поднялся на помост. Гретхен поцеловала его, а затем, обращаясь к аудитории, сказала:
– Имею честь представить вам Уэсли Джордана.
Зал зааплодировал, засверкали «блицы» фотографов, а на лице Уэсли снова появилась улыбка, теперь уже немного искусственная. Билли незаметно выскользнул из зала.
На набережной Круазетт он зашел в кафе, заказал пиво и, сделав глоток, попросил жетон для телефона-автомата. Внизу, в телефонной будке, он полистал справочник и набрал номер префектуры полиции.
– Алло, – ответил мужской голос.
– Сегодня вечером в кафе «Вуаль вер» на улице Антиб, – сказал Билли по-французски с характерным для жителей Южной Франции акцентом, – вы увидите человека с журналами «Экспресс» и «Нувель обсерватер»…
– Одну минутку! – полицейский явно встревожился. – Кто это говорит? Что вам нужно?
– На полу под столиком, – продолжал Билли, – будет лежать бомба.
– Бомба! – закричал полицейский. – Что вы говорите? Какая бомба?
– Механизм бомбы установлен на девять сорок пять вечера. Повторяю: сегодня в шесть, в кафе «Вуаль вер».
– Подождите! Я должен… – еще громче закричал полицейский.
Билли повесил трубку, поднялся наверх и допил пиво.
После вечернего просмотра они сидели у Гретхен и пили шампанское. Симпсон, рекламный агент, говорил:
– Мы увезем домой все призы – за лучший фильм, за лучшее исполнение женской роли, за лучшее исполнение мужской роли второго плана. Я это гарантирую. Обычно я склонен настраиваться на худшее, но теперь… – Он покачал головой, словно не в силах осмыслить ценность вверенного ему сокровища. – Я приезжаю в Канн вот уже пятнадцать лет подряд и, скажу вам, такого восторженного приема еще не видел. А что касается вас, молодой человек, – он повернулся к Уэсли, – что касается вас, даю руку на отсечение, вы отсюда без премии не уедете.