В глубине холла сидела Гретхен, окруженная журналистами и фотографами. Главные знаменитости в Канн еще не прибыли, и рекламный агент «Комедии реставрации» старался максимально использовать это время. Гретхен говорила хорошо, улыбалась и, по-видимому, чувствовала себя прекрасно.
Заметив их, она сделала им знак подойти, но Билли отрицательно покачал головой.
– Я ухожу, – сказал он Рудольфу, – пройдусь по порту и поищу нашего пропавшего ангелочка. Скажите матери, что я ее люблю, но у меня дела.
Рудольф подошел к Гретхен, и она представила его как своего брата и одного из тех, кто финансировал картину. Куда отправился Билли, она не спросила. Когда один из фотографов предложил им стать рядом, Рудольф спросил ее, где Доннелли.
– Догадаться нетрудно. – Она улыбнулась Рудольфу, глядя в объектив.
Рудольф пошел в бар; там с мрачным видом, сгорбившись над стаканом виски, сидел Доннелли.
– Наслаждаетесь весельем и забавами знаменитого фестиваля? – спросил Рудольф.
Доннелли бросил на него сердитый взгляд.
– Не надо было мне сюда приезжать.
– Почему? – удивился Рудольф.
– Этот мальчишка, ее сын Билли, так на меня посмотрел в аэропорту…
– Вам показалось.
– Не показалось. Боюсь, теперь он из-за меня устроит Гретхен веселую жизнь. Он что, ревнует?
– Нет. Вероятно, просто беспокоится: все-таки вы намного ее моложе, он боится, как бы ей потом не пришлось мучиться.
– Он вам это сказал?
– Нет, – признался Рудольф. – Он ничего не говорил.
– Она рассказывала мне о нем. – Доннелли допил виски и знаком велел бармену подать еще. – От него и в детстве была одна морока.
– Он сказал, что открывает в своей жизни новую страницу.
– В аэропорту в Ницце он не открывал никаких новых страниц – это уж точно. А где второй парень – этот Уэсли? Гретхен сказала, что они должны были вдвоем приехать на машине из Испании.
– Он здесь, – неопределенно ответил Рудольф.
– Где это «здесь»? – не отступался Доннелли. – Когда мы прилетели, его здесь не было, а он, черт побери, должен был ее встретить после всего, что Гретхен для него сделала. – Он с жадностью отпил из стакана. – Держу пари, все это дело рук ее сыночка.
– Ну зачем так нервничать из-за одного взгляда в аэропорту? Уверяю вас, все будет в порядке.
– Хотелось бы надеяться. Потому что, если он испортит своей матери и эти две недели, я сверну ему шею. Так и передайте. И скажите, что я сделал его матери предложение.
– И что же она ответила?
– Засмеялась.
– Поздравляю.
– Я настолько на ней помешался, что ничего не вижу кругом, – мрачно сказал Доннелли.
– Вы будете лучше видеть, если перестанете так налегать… – и Рудольф слегка постучал стаканом по стойке бара.
– Вы тоже решили меня перевоспитывать?
– По-видимому, Гретхен уже затрагивала эту тему?
– Конечно, затрагивала. Я обещал ей, что, если она за меня выйдет, я перейду на вино.
– И что она ответила?
– Опять засмеялась.
Рудольф улыбнулся.
– Желаю вам хорошо провести время в Канне.
– Постараюсь, но только если у Гретхен все будет о'кей. Между прочим, за день до нашего вылета из Нью-Йорка мне звонил адвокат и сказал, что, по его мнению, наше дело в Коннектикуте уладится до конца года.
– Вот видите, все складывается в нашу пользу, так что не надо сидеть с таким трагическим видом.
Рудольф дружески похлопал Доннелли по плечу и вышел из бара. Пресс-конференция в холле закончилась, но рекламный агент Симпсон еще собирал бумаги.
– Ну как, прошло нормально? – спросил его Рудольф.
– Прекрасно, – ответил он. – Она умеет их очаровать. Вы знаете, я был на просмотре в Париже и думаю, что одно из первых мест нам обеспечено.
Рудольф согласно кивнул, хотя, пожалуй, ни один рекламный агент на свете не признает в первую неделю работы, что его клиента ждет провал.
– Мне хотелось бы, чтобы в газетах было побольше фотографий Уэсли.
– Никаких проблем, – сказал агент. – О нем уже и так все говорят, что он – чудо, и фотографии не повредят.
– Он сейчас тоже здесь, и, если его начнут узнавать на улице, мы сразу его найдем. Тогда газетчики смогут взять у него несколько интервью еще до того, как картина будет показана.
– Будет сделано. Мне этот материал и самому пригодится.
– Спасибо, – сказал Рудольф и поднялся к себе в номер. Чемодан стоял на стуле – там, где он его оставил. Он набрал шифр и открыл его. Пистолет по-прежнему лежал на месте. Какой отвратительный предмет, подумал он, снова запирая чемодан. Он поймал себя на том, что открывает чемодан не меньше десяти раз в день.
Он пошел в ванную и принял две таблетки успокоительного. С тех пор как он приехал в Париж, он находился в крайне возбужденном состоянии – у него даже появился нервный тик. Действия таблеток хватало на два часа.
Когда он вошел в спальню, зазвонил телефон. Он снял трубку, и женский голос произнес:
– Можно попросить мистера Рудольфа Джордаха?
– Я у телефона.
– Вы меня не знаете, – сказал женский голос. – Я знакомая Уэсли. Меня зовут Элис Ларкин.
– Да, Уэсли рассказывал мне о вас. Вы где сейчас?
– В Нью-Йорке. А Уэсли с вами?
– Нет.
– Вы не знаете, где он?
– В данный момент, к сожалению, нет.