Нищий

— Она с нами плывёт — показал я на тётушку Марасу, сбросил тяжёлую котомку в шлюпку и вместе с матросами стал толкать шлюпку на воду. Перед утром прибой стих, волны легко накатывались на берег — был почти мёртвый штиль. Мараса и я забрались в шлюпку, перешли на корму, освободив нос, торчавший в гальке и матросы с шумом спихнули лодку в море. Скоро мы уже плыли в открытое море. В лодке мы сняли плащи, положив их на скамейку. Один из матросов пощёлкал огнивом — я остановил его, достал светильник, сказал слово, тот вспыхнул ярким светом, я его погасил и стал дожидаться ответа. Ответная вспышка мелькнула через минуты две — мы шли немного наискосок от шхуны, курс был поправлен и скоро борт лодки ударился о просмоленный борт шхуны. Я взобрался по верёвочной лестнице, не дожидаясь, когда талями поднимут шлюпку. Котомка с деньгами была на мне, вторую партию подняли верёвкой, привязав к горловине узла.

— Это ещё кто? Ты кого с собой притащил, Викор? — капитан недовольно нахмурил брови — мы вроде так не договаривались!

— А как мы договаривались? Мы договорились, что ты доставишь нас на Тантугу, а сколько будет с мной людей — разговора не было. В чём дело-то?

— Ладно. Пусть будет — какая разница — два или три человека. Только не люблю я женщин на борту, плохая примета.

— Это не женщина, это лекарица матушка Мараса.

— Ну оттого, что она лекарица, она же не перестала быть женщиной!

— Слушай, Мессер, ну не будь нудным, а? — разозлился я — плачу тебе большие деньги и везу, кого хочу. В чём проблема-то?

— Всё, всё, не кипятись. Я тоже раздражён — вишь, ветра нету? Если ветер не подымется — нас прихватят — галера вёсельная — и нам кранты. Надеюсь, что на рассвете ветерок образуется, иначе будет худо. Веди её в кают-компанию, к Амалону — она еле на ногах держится. Сейчас я распоряжусь, чтобы ей чаю подали.

Тётушка и правда выглядела плохо — даже в темноте было видно, как её лицо побледнело, она прислонилась к стене палубной надстройки и стояла, закрыв глаза. Я подхватил её под руку и повёл в кают-кампанию.

— Амалон, принимайте вашу подругу — позаботьтесь, плохо ей!

Я завёл покачивающуюся Марасу в помещение, Амалон вскочил, подбежал к женщине и обнял её:

— Мараса, милая! Я уж и не думал, что свидимся!

Она обняла его руками, старики замерли, обнявшись, потом сели за стол и Мараса горько заплакала:

— Всё, всё потеряно! Дом, огородик, мои травки! Вся жизнь!

Мне стало очень, очень неудобно — это ведь я, фактически, был виновником её несчастий. Я быстро ретировался, оставив котомку с деньгами лежать под столом, в ногах Марасы. Амалон незаметно махнул мне рукой — иди, мол, я успокою! Я благодарно кивнул ему и выскочил на палубу. Сброшенный узел с деньгами так и лежал, никем не тронутый. Я подобрал его и позвал капитана:

— Пошли, я расплачусь за поездку.

— Ко мне в каюту давай. Миндас, никого не пускай ко мне, понял? — обратился он к старшему помощнику — пока сам не выйду. Поднимайте якорь, ставьте паруса — курс — Тантуга. Если получится…ветра бы нам, ветра!

Мы прошли в каюту капитана, я положил узел на пол и развязал: глаза капитана загорелись, он хрипло сказал:

— Честно говоря, думал, что ты привираешь. Интересно, откуда у тебя такие деньги? Впрочем — молчу, молчу…давай считать.

В течение получаса мы отсчитывали две тысячи золотых — всё, что осталось свыше двух тысяч, я сбросил обратно в одеяло и снова завязал его. Капитан проводил деньги жадными глазами, потом сказал:

— Не бойся, не в моих привычках грабить пассажиров. Я, конечно, контрабандист и пират, но у меня есть свои понятия о чести. С такими деньгами ты заживёшь в Малиме безбедно. А если ещё у тебя в той котомке…то тебе можно только позавидовать. Вот только уйти бы нам ещё. Боюсь — засветимся мы, вышлют галеру сторожевой охраны — шлюп стражников с Ранкеля, небось в порту уже стоит. Будем молиться и ждать. Течение относит нас в море, но тут оно слабое, потому мы ещё долго будет в пределах видимости из города. Моя шхуна приметная, потому как бы беды не вышло. Всё, парень, иди к своим, я думать буду как выкручиваться.

— Сколько дней ходу до Тантуги?

— Четыре дня — для нас. Обычный корабль доходит за пять-шесть дней. Ждём ветер…

Я взял узел с деньгами в левую руку и пошёл к Амалону с Марасой. Тётушка уже успокоилась, прихлёбывала чай из кружки — глаза её были красны, но уже не вытаращены от ужаса, как до того.

— Ох, сынок, Викор, чего же ты натворил-то! Как теперь будем жить? — матушка Мараса укоризненно посмотрела на меня и покачала головой.

— Матушка, я виноват перед вами, простите! — я взял её натруженную руку и поднёс к губам — я всё сделаю, чтобы компенсировать вам все неприятности.

— Да ладно — что уж теперь! — отняла руку Мараса — вон, друга моего вытащил из заключения, и то спасибо. Жалко домик — мы его с мужем строили…память была. Сынок мой там родился…

У неё опять потекли слёзы и тётушка отставила кружку.