Нищие

Префект резко поднялся и голосом, в котором не осталось и следа недовольства и злобы, сказал: * Спасибо, Маргарита Павловна, за вашу настойчивость. Извините, но и я, и многие из нас просто не замечали и не представляли широты и глубины проблемы. Я вас попрошу подготовить комплексный план по решению этого вопроса. Можете задействовать все службы, которыми мы располагаем. Распишите задачи для каждой. По пунктам - кто и что должен делать, за какой участок отвечать. А если наших усилий будет недостаточно, давайте выходить на мэрию, правительство столицы, городскую Думу. Вы согласны с такой постановкой вопроса? * Этого я от вас и добивалась...

... Теперь она шла по Тверскому бульвару в гости к Татьяне Афониной, дабы определить, кем является для неё эта женщина - врагом или соратником?

ГЛАВА 13. ЮРАЙТ

Юрайт уже битых два часа слонялся по Рижскому вокзалу, несколько раз прошел по переходу метрополитена. Часов в десять утра он поднялся по эскалатору, вышел на улицу и заглянул на Крестовский рынок. Не обнаружив ничего привлекающего внимания, зашел в небольшую кафешку, что расположилась на углу Сущевки и проспекта Мира.

Он занял столик около окна, заказал чашку кофе и отхлебывал его маленькими глотками. Ему хорошо был виден и светофор, и пешеходный переход к Рижскому вокзалу, и автомобильная пробка, и появившиеся разом, словно по мановению волшебной палочки, монахини.

С женщинами в черных рясах были и полураздетые мальчишки-цыганята. Они стучали в закрытые окна автомобилей, трясли руками, корчили рожи.

Юрайт смотрел в окно и не мог понять, почему вдруг исчезли со своих нищенских точек бомжи Яхтсмена, которых здесь, на Рижском вокзале, всегда было в избытке. Пока одни, надравшись, спали прямо на асфальте, другие просили милостыню и попивали водочку. Проспавшись, одни вставали, а другие, приняв чрезмерную дозу алкоголя, наоборот отрубались, уступая место протрезвевшим товарищам. Иногда местные бомжи даже не расползались на ночлег по подвалам, и конвейер попрошайничества действовал круглые сутки. Но так было только летом в теплые короткие ночи.

Чужаки отсюда быстро изгонялись. Если бомжи не могли справиться с группой заезжих новичков самостоятельно, то на помощь буквально через час-полтора приходили быки Яхтсмена. И тогда уже заезжие чушпаны были сурово биты и обобраны до нитки. Да что заезжие! Своим, знакомым побирушкам, если те без указания быков занимали чужое место, зубы выбивали. Юрайт помнил прошлогодний случай, когда безрукий инвалид по прозвищу Митрофанушка, вылез из метро и решил подзаработать на бутылочку, расположившись на одной из аллей, ведущих к главному входу бывшей ВДНХ. На этой станции подземелье принадлежало актерам госпожи Афинской, а вся наземная территория была поделена между бомжами Яхтсмена. И подземники, и наземники дружили друг с другом, не раз надирались вместе до поросячьего визга, но никто никогда не занимал чужого места. Что дернуло Митрофанушку выбрать эту точку для работы - сказать трудно. Целый день он проработал без эксцессов, но к вечеру бомжи его вежливо предупредили: мотал бы ты отсюда. Но на другое утро Митрофанушка снова решил испытать судьбу. Уселся на прежнее место в аллее и не успел ещё положить перед собой кепку, как его подхватили под мышки, подтащили к машине и забросили в багажник.

Юрайт слышал потом от Афинской, которая пробовала отвоевать Митрофанушку обратно, что Яхтсмен отдал инвалида в рабство какому-то своему знакомому авторитету. "Да какое рабство может быть в наши-то современные дни?" - думал тогда ещё неопытный Юрайт. Да и кому нужен такой раб - с двумя культями? Но потом узнал, что инвалида заставляли языком вылизывать полы, полировать их коленками до блеска. При этом кормить никто его и не собирался - заставляли жрать мусор и отходы из помойного ведра. Отпустили Митрофанушку на волю только через пару месяцев. Вернулся он к Афинской молчаливый и белый как лунь, хотя раньше гордился своими черными как воронье крыло волосами. Занял свое прежнее место. День отработал в метро, другой - сборов никаких. Сидит на полу Митрофанушка и молчит, словно забыл все легенды, что они так тщательно разучивали и отрабатывали с Афинской. А зачем госпоже нахлебники, которые разучились приносить прибыль? Правда, Афинская не стала предпринимать каких-либо грубых мер для устранения Митрофанушки. Его просто подставили при очередной облаве сотрудникам ОМОНа. Через пару дней когда-то удачливого нищего выслали из Москвы, и после этого он в столице больше не появился.

И теперь Юрайту и вокзал, и рынок, и перекресток казались какими-то необжитыми. Не было ни пьяных окриков, ни восклицаний, не собирались в кучку мужики-бомжи, чтобы распить очередную бутылочку, никто не пел удалых или печальных песен в пьяном угаре.

Словом, без бомжей перекресток умер, и даже лица прохожих стали какими-то серьезными и сердитыми.