Нищета мозга

Если в основе поведения обывателя лежит описанная ранее двойственность сознания, то у гения возникает третий, необычный компонент. Этот компонент представляет собой уникальный комплекс крупных мозговых образований, предопределяющих способности гения. Сила этого третьего структурного компонента поведения человека состоит в том, что он представляет собой функционально объединённый комплекс структур мозга. В процессе индивидуального развития и повседневной жизни этот комплекс постоянно совершенствуется. Находясь в возбуждении, он лучше кровоснабжается, образует избыточное количество синаптических связей и становится ведущей функциональной системой головного мозга. При активизации все ядра, поля и подполя, участвующие в специализированной работе мозга гения, колоссально влияют как на неокортикальные, так и на лимбические структуры мозга. Действительно, только в неокортексе мозга композитора одновременно возбуждается около десятка основных полей в каждом полушарии, а общее число вовлечённых в творчество нейронов может достигать 3–4 млрд. Вполне понятно, что синхронизированная активность трети или четверти всех нейронов неокортекса легко подчинит себе всю остальную ткань мозга.

Достаточно напомнить, что синхронизированная гиперактивность нескольких тысяч нейронов коры вызывает тяжелейшие эпилептические состояния. Это явления различных масштабов, но суть событий примерно одинакова. Аналогичны последствия влияния гениального комплекса структур на лимбическую систему. Со стороны лимбической системы поведение человека контролируется через нейрогормональные центры, которые запускают инстиктивные формы поведения. Казалось бы, противостоять столь древним и совершенным механизмам управления поведением почти невозможно. Однако при наличии выраженной структурной гениальности инстинктивные формы поведения могут играть значимую роль только в момент полового созревания, а затем цинично используются мозгом гения. Многочисленные бессмертные плоды паразитирования гениев на своих сексуально-романтических переживаниях не нуждаются в подробных пояснениях.

Следовательно, мозг гения обычно является игрушкой в руках своих выдающихся способностей, лимбической системы и неокортикальных ассоциативных центров. В идеальном случае интегрированная работа огромного мозгового комплекса гениальности подчиняет себе как инстинктивную лимбическую систему, так и рассудочную — неокортикальную. Однако на практике это далеко не так.

Допустим, что мы имеем дело с гением обоняния, как было описано в начале главы. При этом структурная предрасположенность включает в себя всего четыре специализированных центра. Казалось бы, вероятность появления обонятельного гения весьма велика. Для творческой деятельности сомелье или парфюмера необходимы дополнительные структуры эмоционального анализа и памяти. Представим себе, что все необходимые компоненты у человека есть. Однако шансы появления гения всё равно будут ничтожны. Это обусловлено тем, что обонятельная система является частью лимбического комплекса, контролирующего инстинктивно-гормональные формы поведения. При наличии выраженных обонятельных способностей вся гениальность сведётся к мощному превалированию лимбической системы как над неокортексом, так и над талантом. По этой причине описанная выше тройственность принятия творческих решений будет невозможна, а особенности поведения обретут выраженную инстинктивность. Многочисленные печальные примеры эксцентричной жизни известных парфюмеров и сомелье только подтверждают этот вывод.

Таким образом, тройственность сознания гениев проявляется лишь в том случае, если области мозга, детерминирующие способности, не будут совпадать с инстинктивно-гормональными, пищевыми или сенсомоторными центрами. К нашему несчастью, плоды гениальности в создании запахов мы можем оценивать очень поверхностно, поскольку являемся микросматиками. Со вкусовой рецепцией и эстетикой принятия пищи у человечества ситуация также далека от идеала, поэтому уникальных гениев в этих областях ощущений обычно удаётся оценить столь же редким почитателям их таланта.

Небольшого пояснения требуют так называемые сенсомоторные гении, или уникальные спортсмены. Ещё на заре письменной истории самыми значимыми стали обезьяньи критерии оценки человеческой личности. По понятным биологическим причинам публичная демонстрация физической силы и ловкости отдельных людей стала мерилом развития государств и народов. Очевидность различий и простота сравнения достижений физкультурников всегда вдохновляли доминирующие слои любых человеческих сообществ. Тысячелетиями военные успехи базировались на физических данных солдат, а крупные доминантные самцы в перьях и латах легко растапливали женские сердца. Вполне понятно, что сочетание избытка пищи, власти и физической доминантности делало соматических гениев центрами внимания.