Нищета мозга

Человек относительно недавно приручил собак (около 30–40 тыс. лет назад), намного позднее — коз (8–10 тыс. лет), коров (8–9 тыс. лет) и лошадей (6,5–7,5 тыс. лет). После приручения мы начали интенсивный отбор домашних животных по необходимым свойствам. В одном случае нам требовался большой размер животного, в другом — его выносливость или длина шерсти, а в третьем — скорость роста. Кроме соматических характеристик, наших предков в собаках привлекали поведенческие особенности. У одних собак культивировали хорошее обоняние, у других — скорость движения, у третьих — охранные или охотничьи навыки. Специализация отбора домашних собак по характеристикам рецепторных систем и поведению очень роднит их эволюционную историю с нашим собственным искусственным отбором. Комичность ситуации состоит в том, что, прежде чем начать выводить породы собак, мы потренировались на себе. По сути дела, всего за 5 млн лет в результате интенсивного искусственного отбора нам удалось последовательно вывести несколько пород сообразительных социальных приматов. Некоторые неудачные породы были поглощены или просто съедены прямыми предками современных людей. Наш гуманизм не пострадал только потому, что мы занимались этим делом бессознательно, невольно следуя общим законам эволюции.

Попробуем рассмотреть источники изменчивости гоминидного биологического материала в момент начала искусственного отбора. К концу райского периода к обычной соматической изменчивости любого вида позвоночных добавился полиморфизм головного мозга, который сохранился у современных человекообразных обезьян (Савельев, 2010). Средние различия в размерах мозга внутри каждого из трёх видов составляют от 30 до 90%. Вполне понятно, что в результате 6–7 млн лет адаптивной эволюции у шимпанзе, орангутанов и горилл эта изменчивость несколько снизилась по сравнению с эпохой выхода из райского периода. Таким образом, первым источником изменчивости была масса мозга, которая могла индивидуально или популяционно различаться в 1,5–2 раза. Следует подчеркнуть, что изучение цитоархитектонических особенностей полей и подполей коры большого мозга человекообразных обезьян показало, что их изменчивость очень велика. Отдельные особи могут отличаться друг от друга по размерам специализированных полей и подполей мозга более чем в 2 раза.

Такая изменчивость позволяет даже среди близко-родственных особей получать гигантское разнообразие вариантов адаптивного поведения. С одной стороны, это отличное эволюционное свойство мозга, повышающее вероятность появления наиболее приспособленной особи при любых изменениях сообщества и окружающей среды. С другой стороны, это потенциальный внутрисемейный кошмар, происходящий из реальной возможности возникновения колоссальных различий в организации мозга родителей и детей, дедов и внуков. Эта структурная изменчивость является субстратом для врождённых и социальных инстинктов, что бесконечно отдаляет друг от друга ближайших родственников. Изменчивость мозга усиливалась многообразием соматических форм ранних австралопитеков, которая была наследием бесконтрольного райского периода. По-видимому, именно это соматическое многообразие смущает антропологов при построении генеалогического древа человечества.

Вторым источником полиморфизма популяций ранних гоминид стала рассмотренная выше социальная система наследования поведения. Независимая от генома передача инстинктивных по сути, но социальных по содержанию форм поведения стала как основой для быстрой адаптации ранних гоминид к изменяющейся среде, так и приспособлением для дальних миграций. Генетический и социальный компоненты передачи ключевых форм поведения — базовые принципы эволюционной изменчивости. Вполне понятно, что генетическая составляющая наследуемых форм поведения очень стабильна и подвергается изменениям медленно и ценой колоссальных физических потерь для каждого вида. Социально наследуемые формы поведения, рассмотренные выше, очень легко модифицировать в любом поколении. Следовательно, такая двойственность передачи различных типов инстинктивного поведения очень эффективна. С одной стороны, генетическая детерминация врождённых форм поведения позволяет сохранять консерватизм проверенных временем инстинктов, с другой — социальная адаптивность межличностных отношений позволяет модифицировать их для каждого нового поколения. Несмотря на различия в свойствах, обе версии наследования поведения играют огромную роль в производстве себе подобных — главной цели эволюции человечества.