С одной стороны, при больших размерах лобной области материнский инстинкт трансформируется в бессмысленную назойливую заботу и контроль за поведением детей. При этом возраст потомков не имеет никакого значения, а 30–40-летний отпрыск рассматривается в качестве малолетнего объекта инстинктивного и агрессивного материнского внимания. В некоторых случаях возникает смещённая активность, направленная на репродуктивные плоды собственных детей — внуков и внучек. Особенно яркие формы такое поведение стареющих самок приобретает в период менопаузы. В это время гормональное воздействие на мозг ослабевает, а возрастная инволюция мозга ещё только начинается. Возрастная гибель нейронов невелика, а слабо склерозированные сосуды лобных областей почти не сказываются на эффективности их работы. В результате возникает наиболее яркая поведенческая агрессия, направленная на обеспечение биологического успеха как собственных потомков, так и интегрированных с ними особей третьего поколения. Стоит подчеркнуть, что выраженная любовь к детям обычно сочетается с высокой социальной адаптированностью и неконфликтностью конкретных людей. Для нас важно то, что сочетание этих форм поведения подтверждает связь между эволюцией заботы о потомстве и становлением социальных отношений, так как обе формы поведения контролируются одним отделом мозга.
С другой стороны, индивидуальная изменчивость лобных областей может приводить и к прямо противоположному результату. При небольших размерах вентральной области лобной доли материнский инстинкт может быть выражен слабо или отсутствовать. В этом случае наблюдается игнорирование потомков, нежелание их обслуживать и воспитывать. Как правило, отсутствие выраженной заботы о потомстве сочетается с асоциальным поведением и широкой немотивированной агрессией. Для таких самок в репродуктивный период характерны гиперсексуальность и склонность к конфликтным ситуациям. Эти варианты поведения самок встречаются намного реже, чем чрезмерная материнская забота о потомстве, что подтверждает успешность искусственного отбора, направленного на увеличение размеров лобных областей мозга. Для понимания путей эволюции лобных долей не менее интересно сочетание отказа от заботы о потомстве с выраженной асоциальностью. Вполне понятно, что если в неокортексе конкретной женщины нет морфологического субстрата для реализации инстинктивной заботы о потомстве, то мало-мальски социализированного поведения ждать от неё тоже не приходится.
Следовательно, лобные области, тормозящие агрессию и позволяющие делиться пищей, стали формироваться у женщин. Именно на них был направлен отбор, действовавший через выживаемость потомков. Крайности проявления материнского поведения подтверждают, что эволюционное увеличение лобных областей человека базировалось на архаичном инстинкте заботы о потомстве.
Существует ещё одно яркое подтверждение полового диморфизма происхождения лобных областей мозга, отвечающих за обмен пищей и социализацию человечества. Речь идёт о глубокой половой дифференциации заболевания, связанного с полным отказом от пищи, — анорексии. В церебральном контроле за принятием и обменом пищи задействованы вентральные поля лобной области. Они выполняют функции ассоциативного пищевого центра, контролируют состав пищи, скорость и объём её потребления. Это подтверждают многочисленные данные по изучению психастенических форм голодания, не выявлявшие нарушений в пищеварительной системе. При патологиях вентральных полей лобной области часто развивалась анорексия, которая выражалась в отказе от питья и еды, тошноте и рвоте при насильственном кормлении. Все симптомы отказа от пищи исчезали после нижней фронтальной лоботомии. Анорексию успешно лечили при помощи ограниченной фронтальной лоботомии до середины XX века.
В настоящее время функциональная специализация лобной области подтверждена более гуманными способами. Было проведено несколько экспериментальных исследований локализации пищевых центров человека при позитронно-эмиссионном картировании неокортекса с применением меченной радионуклидами глюкозы (Toga, Maziotta, 2000). Результаты изучения аутопсийного материала, патологических состояний, последствий фронтальной лоботомии, экспериментов на приматах и позитронно-эмиссионного картирования мозга подтверждают роль лобных областей в регуляции пищевого поведения (Савельев, 2010).