Нирвана с привкусом яда. Игры с темным прошлым

— Мистика какая-то, — прошептала Мария. — Сережа, вам молоко за вредность не дают?

— Нет, Машенька, не дают…

— Тогда я предложу тебе хорошего коньячку, ты не против?

— Не откажусь…

Маша принесла коньяк, конфеты. Сергей в это время разглядывал картины, развешанные на стенах.

— Я вижу, тут, кроме багета, можно купить картины?

— Да, это работы местных художников.

— И сколько же они стоят?

— По-разному. В зависимости от таланта художника, размера полотна…

— И кто же их оценивает?

— Я, кто же еще. Вернее, нет. Они назначают свою цену, а я прибавляю свой процент. Но, если чувствую, что цена чрезмерно высокая, то сбавляю, объясняю, что картину никто не купит…

— А случается, что приносят настоящий шедевр?

— Да, случается, но крайне редко.

— Например…

— Пойдем покажу…

Она привела его в небольшой, тускло освещенный зал и щелкнула выключателем:

— Эти работы я показываю не всем… Здесь находятся картины, стоимость которых настолько высока, что далеко не каждый может позволить себе купить их…

— Но их все же покупают?

— Да, покупают.

Сергей прошел в глубину зала и остановился перед небольшим женским портретом, на котором была изображена красивая, с черными кудрявыми волосами девушка, с высоким бледным лбом, ярко-малиновым ртом и выразительными темными глазами.

— Какой красивый портрет, — присвистнул Диденко.

— Да, на него уже нашелся покупатель… Он должен приехать на будущей неделе… Иностранец.

— И кто же написал его?

— Один молодой художник, Роман Гончаров, не слышал?

— Нет, не слышал… Он из местных?

— Он жил в Марксе.

— А… Понятно. Вот не знал, что у нас здесь водятся такие художники…

Он повернулся и направился было к выходу, как вдруг внимание его привлек еще один портрет, и тоже женский. Только на этот раз это была очаровательная рыжеволосая девушка с веселыми глазами и нежно-розовым ртом.

— Вот это работа… — У него аж дух захватило. — Какой портрет… нежный… Должно быть, девушка красивая. Это тоже он нарисовал?

— Да, это написал Роман Гончаров.

— И за ним тоже приедет иностранец? — пошутил он.

— Да, представь себе.

— Богатый, наверное, художник, — не зная, что сказать, произнес Диденко, теряя интерес к разговору. — Вообще-то мне пора…

— Он не богатый художник… Его уже нет в живых…

— Как это?

Маша вздохнула и развела руками:

— Его убили. Несколько лет тому назад. Убили и ограбили.

Сергей повернулся к портретам — теперь уже они не казались ему столь жизнеутверждающими, даже на лице рыжеволосой девушки появилась тень смерти…

— Вот, значит, как… Надо умереть, чтобы твои картины так выросли в цене… Чертовщина какая-то!

— Согласна. — Мария выключила свет и проводила Диденко до выхода.

— Ты рассказала мне столько интересного… Надо будет встретиться с этим… Аликом и расспросить, в каких отношениях он был с Ольгой Воробьевой…

— И ты мне рассказал необычную историю об однофамилицах. — Маша стояла уже на крыльце и прощалась за руку с Сергеем. — Заходи, если что…

— Да, чуть не забыл! А Вилли! Это правда, что Ольга задолжала ему деньги?

— Антиквар? Да, правда, Ольга мне сама об этом рассказала. Но у нее с ним был роман, поэтому это нельзя назвать долгом, понимаешь? Он подарил ей эти деньги. Помог купить машину, на которой она и погибла… Такие дела…

Глава 28 Саратов, июль 2002 г

— Оля, ну не молчи ты, ради бога, ведь все позади, и Лиза извинилась… А Галю тоже понять можно, она за клиентов удавится, у нее вся жизнь в этом магазине, и если она испортит отношения с Вундершами, то кто станет у нее покупать это уцененное французское тряпье? Сама знаешь, сколько она накручивает…

Ирина отрезала ей еще кусок орехового пирога и подлила кофе. Она так искренне переживала за подругу, что впору было самой бросать работу в магазине и из солидарности подыскивать себе другое место.

В комнате, несмотря на жару за окном, было прохладно: работал новенький кондиционер.

Ольга сидела, уставившись в одну точку, и курила. Комната была погружена в темно-желтый уютный полумрак — плотные шелковые шторы защищали ее от жаркого июльского солнца.

— Вот черт, — продолжала хныкать Ирина, потрясывая, словно стряхивая с пальцев невидимую воду, руками, — мы так спокойно и счастливо жили все эти годы, никто нас не трогал, мы никого не трогали… Знаешь, я уже настолько срослась со своим новым именем Ирина, что начала забывать свое старое — Марина… Я даже по матери перестала скучать, знаешь, мы с ней никогда не ладили…

— О чем ты! — простонала Ольга. — При чем здесь твоя мать?! Меня продержали в камере, как преступницу, как ты думаешь, о чем я там думала? Об украденной шубе, которую я в глаза не видела?! Да плевать я хотела на это обвинение… Я ждала, что вот сейчас меня вызовут к прокурору и покажут снимки… фотографии мертвого Романа… — Она прошептала имя человека, который должен был быть ее мужем. — Или же этого скота, которого мы с тобой превратили в рагу там, в Затоне… Знаешь, иногда мне кажется, что все это было не со мной…

— Не хандри, все же позади, ну сколько можно повторять?! Возьми себя в руки и успокойся.