…Те несколько часов, что оставались до рассвета, они были близки, как никогда. Нина рыдала на его плече, а он гладил ее, целовал и успокаивал, так и не решив для себя, признаться ей в том, что он все знал, или же продолжать делать вид, что он до сегодняшнего вечера не был посвящен в ее тайну. Под утро, когда она, уставшая от признаний, взрывов чувств, во время которых она выкрикивала в свое оправдание какие-то нелепые объяснения, от рыданий, притихшая и униженная собственным раскаянием не столько перед ним, сколько перед собой, уснула наконец, свернувшись в его руках и положив ему голову на грудь, он понял, что никогда не скажет ей всей правды. Да, безусловно, они уедут (после похорон Вики), он сделает все, чтобы иметь возможность руководить своей фирмой из Питера, они поживут в гостинице первое время, а потом купят квартиру. Нина сама выберет, где ей захочется жить в Питере. Пусть все начнется с самого начала, пусть будут чемоданы, сумки, коробки с посудой, контейнер… Или нет, они все оставят здесь, чтобы ничто не напоминало ей о той двойной жизни, какую она вела тут, в Москве. Чашки и тарелки, одеяла и подушки, стиральная машина — все будет новое… При мысли о том, как они будут обустраивать свою новую квартиру, Германа охватило приятное и какое-то новое, возбуждающее чувство, как если бы Нина согласилась стать его женой. Конечно, как же иначе? Они поженятся… Так, в приятных мечтах он и заснул… Проснулся от того, что в дверь звонили. Настойчиво.
Нина подняла голову, все вспомнила, увидев Германа, и, схватив его за руку, прижалась к нему еще сильнее. Теперь она не боялась показать своих чувств, того, что она сильно напугана… И Герман верил, что она боялась не только за свою свободу, но и за них двоих.
— Гера, я боюсь… Я не знаю, кто может так звонить…
— Лежи и не поднимайся. Если к тебе, я не открою… Я спрошу, не открывая. Мы сегодня же уедем. Без вещей, просто соберемся, возьмем только одни документы и уедем в Питер…
Звонила девчонка. На вид не опасная, но зареванная, с красным мокрым лицом и подрагивающими плечами… Все это он разглядел, когда уже открыл дверь. Не мог не открыть.
— Я д-должна поговорить с ней, — икая, сказала она. — П-пожалуйста… Мне оч-чень н-надо… Она знает…
Герман впустил девчонку, провел в кухню. Почти сразу же там появилась закутанная в его длинный халат Нина. Какой же он наивный, полагая, что можно вот так все бросить и уехать, не подготовив свой уход, не расплатившись за незавершенную работу… Она же не мошенница. Но кто эта девчонка: новая клиентка или старая?.. Это был очень важный вопрос для Германа. Искушение было слишком велико, и он впервые в своей жизни решился на подслушивание…
* * *
— Ты дочка Карины, так? Как тебя зовут, я не помню…
— Мила.
— Что случилось, Мила?
Приход этой девочки мог спутать все ее планы. Но теперь, когда она была не одна, когда Герман все знал, ей стало несравненно легче. Сейчас она сварит кофе, ничего, что эта Мила пришла, что бы она сейчас ни сказала, на все уже давно готов ответ: я ничего не знаю, что ты такое говоришь, девочка? Главное, не выдать волнения и успеть прийти в себя, хотя бы выпить крепкого кофе…
Она старалась не смотреть на девчонку, достала банку с кофе и, не отрывая взгляда от воды в турке, слушала, слушала… Она знала, что в спальне или в гостиной сидит и переживает за нее тот, кто был ей дороже всех остальных, — Герман.
— Я все знаю, знаю, понимаете? И то, что мама заказала папу, и что он должен был умереть в этом городе, названия которого я никак не могу запомнить… Это в Болгарии… На море… Созопол, кажется…
— Мила, тебе сделать кофе с молоком или без? Сколько ложек сахару?
Главное, не просыпать сахар.
— Вы издеваетесь надо мной, да? Да вы посмотрите на меня и хотя бы спросите: а что она делает здесь, у меня, в столь поздний час? Что ей надо? И почему она пришла одна, без мамы?..
— Мила, понимаешь, я знакома с твоей мамой, это правда, мы познакомились с ней в парикмахерской… Ты тоже потом туда зашла, я отлично помню, у меня вообще хорошая зрительная память… И ты пришла ко мне, по всей видимости, потому, что вы с мамой поссорились, так бывает… Вот только непонятно, почему ты пришла именно ко мне. Неужели у тебя нет более близких людей…
— Да вы не слушаете меня!