Ниндзя

Над левым ухом просвистел новый удар; рядом с Терри на пол обрушился край стеклянного столика, и осколки взлетели в воздух, как рассерженные насекомые. Он подтянул ноги и, с гортанным криком, одновременно выбросил их перед собой в мощном толчке. Потом вскочил и побежал, приволакивая правую ногу. На бегу Терри схватился за край двери и захлопнул ее за собой. “Время, Мне нужно время”.

Все его мысли спутались, когда он увидел Эйлин. Ноги стали ватными, и Терри показалось, что обжигающее лезвие ножа пронзило его внутренности.

Ее лицо было закрыто прядями угольно-черных волос, обвитых вокруг шеи; руки заброшены вверх, за голову; грудь залита рвотой. Взгляд Терри скользнул на темное пятно между ее бедер: на теле не было никаких следов насилия.

Он знал, что она мертва, и все-таки склонился над ней: он должен быть абсолютно уверен. Он положил ее голову к себе на колени и держал ее так, пока не услышал звуки за дверью.

Терри машинально встал и отошел к стене. Его холодные пальцы сомкнулись на лакированной коже ножен; он осторожно снял меч со стены; шуршание обнажаемого клинка показалось ему самым громким звуком в мире. Даже громче, чем треск двери, подавшейся под мощным ударом ноги.

В проеме показалась черная фигура; в левой руке зажат боккэн, правая пуста. Только теперь Терри признался себе в страшном подозрении и невольно содрогнулся.

— Ниндзя, — прошептал он, не узнавая в этих сдавленных звуках своего голоса. — Придя сюда, ты выбрал смерть.

Терри вскочил на кровать и яростно взмахнул своим катана. Он немедленно понял бессмысленность этого хода, потому что у него не было твердой опоры и, следовательно, он не смог вложить в удар достаточно силы.

Без всякого видимого усилия ниндзя уклонился от удара, даже не подняв боккэн, как бы говоря: нет нужды скрещивать мечи, ты этого не стоишь.

Ниндзя скользнул в глубину темной гостиной, и Терри ничего не оставалось, как последовать за ним. Он смутно сознавал, что этим играет на руку врагу. Терри перепрыгнул через труп Эйлин, чувствуя, как у него сжимается сердце и холодеет кровь. “К черту! — мелькнула безрассудная мысль, — Я убью его!” Охваченный горем и бешеной яростью, он забыл все то, чему так долго и старательно учился.

В полумраке гостиной, где звучала ласкающая музыка Манчини, Терри заметил смутный контур деревянного меча и сразу же бросился на него. Но ниндзя уже был в движении, и Терри поднял свой меч, готовясь к блоку. Он совершенно не ожидал сокрушительного удара в открытую грудь и был отброшен назад, словно взрывной водной. Терри зашатался; его ребра и грудная клетка запылали огнем. Ниндзя готовился к атаке, и Терри инстинктивно поднял меч, хотя не знал, с какой стороны последует новый удар; все плыло у него перед глазами. И снова Терри отшвырнуло назад, и он упал на одно колено. Катанав его правой руке стал невыносимо тяжелым; его легкие судорожно сокращались, и он уже с трудом понимал, что происходит.

Третий удар настиг Терри, когда он пытался подняться на ноги. На этот раз он отчетливо услышал громкий треск и почувствовал, что его левый бок стал влажным. “Ребра”, — подумал он тупо. Все происходило как во сне: этого просто не могло быть в действительности.

Следующий удар отбросил Терри от стены, и катанапокатился в темноте. Он видел, как из его разорванного тела торчат переломанные ребра; из раны сочилась черная кровь.

Это был классический удар, о котором писал Мусаси. “Начинай удар левым плечом, — учил он, — вложи в него всю решимость духа, и враг умрет”. “Ниндзя хорошо усвоил этот удар”, — почти безразлично подумал Терри. Теперь, когда в соседней комнате лежала мертвая Эйлин, его мало заботила собственная жизнь. Но убить чудовище — да, это еще имело значение для Терри.

Он начал медленно двигаться вдоль стены, но тело отказывалось слушаться. Он раскачивался, не сводя глаз с врага, защищаясь от удара скрещенными руками.

Бесполезно. Терри снова отлетел назад; его грудная клетка трещала под градом ударов. Собственные кости, как шрапнель, разрывали его тело. Он еще раз заглянул в каменные глаза и подумал, что Мусаси был прав. В ушах звенела нежная музыка Манчини, напоминая об Эйлин.

Когда Терри позвал ее ломким, как рисовая бумага, голосом, кровь хлынула у него изо рта. “Эйлин, — шептал он. — Я люблю тебя”. Его голова беспомощно повисла, и веки сомкнулись.

Ниндзя неподвижно стоял в темноте и бесстрастно смотрел на убитого. Долгие мгновения он напряженно вслушивался и, удовлетворившись наконец, молча вышел из комнаты. Он достал из-под дивана свою спортивную сумку, расстегнул замок и бережно уложил боккэнрядом с его собратом. Одним движением ниндзя закрыл сумку, вскинул ее на плечо, и не оборачиваясь вышел из квартиры.

Там все еще звучала музыка Манчини; медленная печально-сладкая мелодия рассказывала о потерянной любви. Из разбитых губ Терри вытекло еще немного крови и раздался глухой стон. Подняв голову, он пополз к спальне, ничего не видя вокруг и не понимая, зачем он это делает.