Ниндзя

“Если ты решишься, — сказал Кансацу, — то окажешься на неизвестной территории. Я не могу тебе советовать. Помни только, что здесь ты уже всему научился”. Николас был подавлен: его план раскрыт, и вместо того, чтобы подумать, зачем Сайго зовет его на юг, Николас отдался тяжелым предчувствиям. В довершение всего, Юкио все-таки пошла на обед к Сацугаи.

За окном молча возвышались горы, сине-серые, прорезанные полосами снега, стекавшего с их вершин как пролитые сливки. Куда он сейчас направляется — к свету или во мрак? И имеет ли это значение?

— Особенно этот, — произнесла Юкио, будто и не молчала несколько минут. — Ненавижу этот поезд. Широкие сидения, хромированные полки, огромные окна — все это для меня ничего не значит. Еще хуже. От этой тишины мне становится не по себе. — Она состроила гримасу. — У меня нога затекла.

Юкио вытащила из-под себя ноги и выпрямила их в проходе. Сосед беспокойно зашуршал газетой.

— Ладно, — согласился Николас. — Хорошо. Не было никаких причин очертя голову мчаться в Кумамото. В конце концов, Николас был в Осаке только один раз, очень давно, и ему было любопытно посмотреть, как изменился город. Узнает ли он его? Наверно, нет.

Николас чувствовал рядом с собой теплое тело Юкио и думал, разумно ли брать ее с собой. Честно говоря, это была не его идея. Но решив принять приглашение Сайго, он просто не смог отговорить Юкио ехать вместе с ним.

— Ведь это ты меня во все втянул, — сказала она звонким обвиняющим голосом. — И теперь ты просто обязан взять меня с собой, — Юкио непокорно откинула голову; даже в гневе она была необычайно привлекательной. — И потом, если ты этого не сделаешь, я поеду сама. Думаешь, ты сможешь от меня спрятаться?

Николас так не думал. Нехотя соглашаясь, он поймал себя на мысли, что ведет себя совершенно не по-японски. Интересно, полковник так же уступал Цзон?

Когда Юкио была рядом, Николаса часто охватывала дрожь и его мускулы начинали непроизвольно сокращаться. Иногда в такие минуты он изучал себя, как бы глядя со стороны. Это помогало справиться с каким-то жутким чувством, которое, как дрожащая летучая мышь, поднималось в нем откуда-то из живота. Николас знал, что не должен отдаваться этому чувству, иначе сойдет с ума. Проводя рукой по его телу, Юкио задевала неведомые струны в самом темном закоулке его души, о котором он и сам прежде не знал и который оставался неподвластным его собственной воде.

Мистер Мицубиси отложил газету. Его лицо лоснилось, как лошадиный круп после галопа. Он открыл чемоданчик, снова закрыл его и развернул вощеную бумагу, в которой оказался сандвич с курицей. Он жевал, и его круглые очки ярко поблескивали. “Наверно, — подумал Николас, — где-то у него припасен пакет хрустящего картофеля иди плитка шоколада”.

Позади несколько бизнесменов, как две капли воды похожих на мистера Мицубиси, шуршали в своих темных костюмах-тройках, будто насекомые в своих коконах, и оживленно обсуждали двух Джеков — Руби и Кеннеди.

* * *

В Осаку на экскурсии не ездили — для этого существовала древняя столица Киото. Бытовало мнение — большей частью среди токийцев, — что жители Осаки — это одержимые деньгами бизнесмены, которые, встречаясь друг с другом, вместо приветствия задают вопрос: “Ну как, деньги делаешь?”

Николас не знал, насколько это мнение соответствует действительности. Зато он знал, что среди шумных улиц этого города, словно уголки прошлого в неоновом веке, прячутся многочисленные храмы Фудомёо, божества, которое покровительствует торговцам. Эти храмы никогда не жаловались на недостаток посетителей.

Юкио и Николас остановились в небольшом Современном отеле недалеко от центрального района Дотомбори. Они заняли два отдельных, но смежных номера. Обедать было еще рано, и они сразу же отправились в город.

Юкио хотела непременно посмотреть осакский замок, последний бастион семьи Тоётоми, который Иэясу Токугава осадил уже после того, как в 1603 году стал сегуном. Замок, как и большая часть города, был построен Хидэёси Тоётоми. Строительство заняло три года и было завершено в 1586 году.

— Одно время, — сказала Юкио, когда они проходили через парк, оставив позади современные кварталы, — госпожа Ёдогими была моим идеалом.

Впереди, в опускающихся сумерках возвышался замок, огромный и неподвижный. Николас подумал, что Иэясу не стал бы строить такое тяжеловесное сооружение.

По мере приближения к наружным укреплениям замка становилось все многолюднее.

— Больше всего меня поражало то, как преданно она выполняла волю Хидэёси, даже после его смерти. Словно Ёдогими сама была самураем. Она целиком отдала себя заботам о наследнике.

— Да, — согласился Николас. — Да. Они подошли к наружной каменной стене, которая казалась особенно массивной в длинных закатных тенях.

— В ущерб всей стране, — добавил он, — Вместе с Мицунари она строила козни...

— Эти козни — как ты выражаешься — были направлены на то, чтобы спасти сына сёгуна. Это было для них делом чести.

Николас покачал головой.