Они слушают внимательно все, что я им говорю. Почему у ангела не может быть злое лицо, но может быть — гневное. Почему рыба — символ Христа. Через три месяца из портретов, ангелов, рыб, сиреней, груш можно было уже устраивать выставку. И я начала понимать, как арт-терапия много может сделать. В это время ко мне домой позвонила бездомная девочка и попросила что-нибудь “покушать”.
— Вот тебе огурец и хлеб, больше нет ничего, я еще не ходила в магазин. А мама твоя где?
— Пьет.
— Тут рядом есть такой дом, где кормят детей, одевают, учат, я сама там работаю, — дала адрес и осталась в полной уверенности, что девочка туда отправится.
Через несколько дней меня вызвала на скамейку старушка из соседнего дома. Она услышала, что я писала Примакову, и нам дали квартиру на расширение (да, было это невероятное событие — семью Сони мы смогли туда поселить).
— Нина, слова мне подскажи — тоже хочу обратиться куда-то насчет жилья!
— Так Евгения Максимовича уже сняли, ангела моего!
Подошли три девочки лет 12—13 и стали поджигать зажигалками распушенные одуванчики. В темноте огоньки вспыхивали и гасли — кинематографично. Думаю: куда бы эту сцену вставить.
— Матушки! — сказала соседка.
— Да, матушки — брошены родителями, — отвечаю я.
— Я — про одуванчики, — уточняет соседка.
Вдруг вижу, что одна девочка — та самая, которая была у нас. “Ты ходила по тому адресу?” — “Нет, там, наверное, запрещают курить”. — “Все курят — сама видела”. — “А можно сейчас туда пойти?” Но я сказала: кто же в полночь ждет кого. Поняв, что девочки голодные, повела их домой и дала по бутерброду. Когда они ушли, Даша вышла из детской спросить, что за голоса раздавались. Я про девочек ей рассказала. Дочка снова ушла в детскую. Мы с мужем начали укладываться — звонок. Это снова та бездомная девочка! “Мама меня сейчас выгнала из дома, вы не знаете, где можно переночевать?” — “А где ты живешь?” Она назвала адрес. Это очень далеко — никак не успела бы она сбегать домой и снова оказаться здесь. Но уже по Наташе я знала, что уличать во лжи — бесполезно. Впрочем, девочка сама себя тут выдала еще раз. Снова показалась Даша, и девочка спросила: “Так это ваша дочь нам по прянику в форточку сейчас сбросила?”. Все стало понятно. Даша им по прянику сбросила, а девочка решила, что здесь горы пряников ее ждут. По иронии судьбы, на ней были такие же взрослые золоченые босоножки, как у “Олимпии” Мане, то есть — как у Наташи некогда.
— Хорошо. Я тебя отведу в тот дом, где работаю!
Муж решил идти с нами — ночь ведь. Пришли мы — там нас выслушали, но… принять без документов они не имели права. И пошли мы обратно. Я утешаю девочку: “Сейчас иди домой, умоляй маму пустить тебя на ночь, а завтра приди к нам, позавтракаешь и поедешь на Дзержинского, 3, — записываться”. — “А можно, я у вас заночую?”
— Негде! Если даже на кухне тебе постелить, то у нас такой страшный сосед — он с тобой что-то сделает, а нам отвечать придется.
— Тогда я просижу ночь у вас в подъезде.
— Слушай, а не безопаснее ли в своем подъезде провести ночь? Дам теплую куртку. Там тебя все знают и не обидят.
— Нет, я в вашем подъезде хочу!
И тут замечаю, что Слава так тяжело дышит, как он дышал лишь в тот вечер, когда сделал мне предложение. Ну, думаю, переживает — дома все выскажет (вечно втаскиваю его в такие истории, “шило шестидесятых” и т.д.). Но он вдруг говорит совершенно другое:
— Нина, у нас же свободен диван.
— Ты забыл, что Лина вечером пролила на него целый бокал газировки? Так хохотала, что все выплеснула (это было до нашей ссоры).
— Я думаю: мы все-таки должны взять девочку на ночь! — твердо сказал Слава.
— Нет, — не менее твердо ответила я.
Он добрее меня! Вот в чем разгадка. А я уже боюсь, что эта девочка поселится у нас навеки, а потом… как Наташа… У меня нет сил еще раз подобное пережить. Да и Слава все знает, но снова всей душой рвется помочь, он сердечнее меня.
И все-таки жизнь — более странное место, чем я думала.
Было так. Вдруг мой муж орет во всю мощь букуровского голоса: “Я убью его!”... Сосед тогда убежал в свою комнату, а я своим телом прижала кухонную дверь и на полминуты замерла — соседи, бывало, вели себя и похуже. А тут всего лишь три ночи не давали нам спать, а когда я выговорила нашему Вампир Вампирычу, он мне всего-то и сказал: “Ты больная, что ли!”. Так ли он меня раньше обзывал! Но почему-то именно это явилось последней каплей. А Слава у меня такой большой! Метр девяносто почти. Только один раз в жизни он показался мне маленьким — между Костырко и Бутовым.
— Я сказал — убью!
Крестообразно раскинув руки, я бросилась наперерез мужу и завизжала:
— Слава, мы — христиане! Подумай, что будет, если ты убьешь его?
— Изменение жизни.
— Тебя посадят, а мы как?!
— Как Бог даст…
— Он даст за убийство такое, что мало не покажется.
Именно в эту секунду на кухню приходит Даша и сообщает последние теленовости: у Вяхирева столько-то миллиардов долларов, а у Черномырдина чуть поменьше. Да, газ, который Бог создал для всех, присвоили единицы, а у остальных нет возможности жить в отдельных квартирах…