Нина Горланова в Журнальном зале 2001-2003

И вдруг он как закашлял, разбрызгивая все самое хорошее из того, что можно было тогда купить и выпить:

— Тут чужие руки везде рылись… прямо в кишки залезли… Захожу домой, а на полу Юнг растоптанный, надруганный… Грязный след ботинка на сто двенадцатой странице! Не везет Юнгу, выпуск собрания сочинений начали с последнего тома. Что говорит о чем? Об анальном характере составителя.

— Толя, говори проще: все у нас делают через жопу!

А те, которые полуобнаженку эту, как таран, хотели использовать… откуда узнали, что я премию получил, отпускные, зарплату и сверхурочные?!. Навечно, да, навечно все мечты о шарообразных бедрах, грудях, плечах, ногах… навеки, я вам говорю, эти мечты для меня замазаны чем-то черным!

…ишь, одежда-то ее облипает. Будто она управляет ей с какого-то пульта в мозгу.

И тут я с удовольствием увидел весь ее дальнейший конвейер жизни. Я увидел, как ее лицо треснуло от грубой земли лет, и это случилось раньше, чем нужно ей было по плану, да прямо сказать, всего за одну пятилетку. Жизнь у нее будет какая: квасить, квасить каждую ночь! Денег много — фантазии мало, как говорит мой друг Толя. Такое впечатление, что пока он грузит их, эти книжки, из них все в него переходит.

— Да нет, — отвечает Толя, — не только из книжек все беру. У меня знаешь какие клиенты — писатели да художники и еще один доцент. Я им самый дефицит достаю. А они со мной обсуждают все новинки, да.

Но я думаю, что секрет Толиного ума — в том, что он читает за едой! Говорит: “Крузо — это холодец, потому что я его читал и ел холодец”…

Словно все невидимым навозом она измазала в жизни моей и вокруг! Эта полуобнаженка! У Толи отвращение было: кто-то шарил в его квартире… а у меня к женщинам. С бабами и раньше не везло, но я хотя бы думал, что им не нравится моя речь, полудетская: “сево-сево” — вместо “чего”. А теперь они мне не нравились.

Да и просто не везло! Один раз не мог с одной красоткой разойтись зимой на тропинке. Узкая дорожка. Я взял ее за талию и обошел. А она остановилась! Во мне надежды пуды сразу набрякли! “Ой, как хорошо!” — сказала она голосом, похожим на голос полуобнаженки. И сразу мне захотелось… ее пнуть!

Уже совсем недавно стал я встречаться с одной Тамарой… Повез в парк Горького, на выставку ледяных скульптур, так ведь что: забыл ей билет купить в автобусе! Она мне прямо и говорит:

— Я, конечно, феминистка, но не до такой же степени!

Но вернемся к полуобнаженке. Когда началась перестройка, она фирму ведь открыла. “Василиса”. Как мы все это пережили? Ожидание антихриста, второе пришествие капитализма, говорил Толя и добавлял: есть еще порох в пороховницах и сперма в спермицах! Хоть что-то от этих баб я сдеру, думалось. Денег немножко! И даже сны такие видел: овладеваю этой “Василисой”, которая во сне до горизонта… и после снов этих я на работе просто летал! И не думайте, что я там шоколадных конфет переедал. Мы на эти сладости давно смотрим как на полезные ископаемые…

У них, в “Василисе”, стоял бильярд в холле, и она сама на нем часто играла там. Скинет шубу норковую и берет в руки кий… А мех лежит-блестит, словно мелкие бриллианты по нему рассыпаны. Один из василисков тут же шубу забирает и уносит. Боже мой, ведь были живые зверюшки, жалко их! А если бы ты, Тарасов, ей эту шубу купил и тут же рядом стояла наготове кровать? Так что, уже не жалко теплых, кротких, живых норок? Тарасов, ты кто — живодер, Тарасов?

Другой василиск в то незапамятное время натаскивал ее выигрывать на бильярде. Видно, что талант у нее был: ловко скребла кием по сукну бильярда и одновременно переругивалась со своим тренером:

— …миллион лет назад одна обезьяна сказала другой: мои бананы! Понимаешь, Василий — мои! Мгновенно тогда появились цифры, чтобы свое считать. А ты требуешь, чтобы я тебе без счету платила.

Я в это время, сдав деньги в углу, в кассе, прикидывал: через месяц или два они разродятся обильным приплодом. И какая свобода вокруг вдруг открылась: то ли на эти деньги я в отпуск съезжу к богатому морю, то ли снова введу увесистую сумму в “Василису”.

Женщина так устроена, что словно не смотрит на того, на кого положила глаз. Играет на бильярде, от меня отвернулась, то есть виском ко мне! А флюиды-то идут. Колют так, будоражат. Она меня не узнала, но я с нее сдеру за свои страхи в коммуналке десять лет назад. На этот раз деньгами!

Музыка такая успокаивающая вокруг бильярда этого играла, наверное, из магнитофона лилась. И все это уже походило на счастье.

Но! В дураках я опять оказался тогда. Тамара, глава “Василисы”, так устроена, что всегда первая с тебя все сдерет. Пришел я через месяц — а там секонд-хенд. Толя советовал мне плакат написать: “Василиса! Найдется на тебя серый волк!” Но я заболел — в первый раз в жизни. Каждые пять минут бледнею, и вены проступают, как карта рек, по всему лицу. Да что там — ниже, везде. Толя сказал, что такой болезнью страдали только испанские короли. Спасибо, ты настоящий друг, Толя.