Нильс

— Уже на английский перевели, — поморщился Шейх. — Оригинал, как догадываешься, на португальском. Скоро и на немецкий сподобятся, и ведь не запретишь!

And softly murmured "Someday soon"
We kissed and clung together…

Несмотря на все слухи о том, что «фюрерам» полагается нечто особенное, автомобиль Шейха оказался самым обычным. Дизельный Мерседес кофейного цвета без перегородки между шофером и пассажирами и даже не бронированный. Точно в таком же, но черном ехала охрана.

Then, tomorrow was another day,
The morning found me miles away…

— Обязательно надо запрещать? — удивился доктор Фест.

Ехать куда-либо с Шейхом («назовешь господином рейхсминистром, обижусь!»), он не собирался, беседа престояла недолгая. Но тому откуда-то позвонили, Шейх хлопнул себя по лбу и вызвал машину. Разговора не получилось, хотя может это и к лучшему.

Ссориться с Шейхом очень не хотелось. Двадцать лет знакомы, один раз даже вместе под пули попали, когда мюнхенские коммунисты прорвались через заслон. К тому же доктор Фест Шейха уважал. Не просто боевой офицер, летчик, причем не из последних. И в том, что эмигранту разрешили вернуться в Рейх, есть его заслуга.

Now, when twilight dims the sky above
Recalling thrills of our love…

Шоферу «Бразилия» определенно не понравилась. Не дослушав, он поспешил найти боксерский поединок и тем успокоился.

— Ты же вроде в музей устроился?

Бывший унтер-офицер только плечами пожал. Вроде! Эх, господин рейхсминистр, сам же директору звонил!

— Я это к чему, Фест? Бросай бодаться с дубом! Ты историк, ты знаешь, что настоящая сильная власть никогда не бывает популярной. Вспомни хоть Фридриха Великого! Спасибо нам скажут внуки. Сейчас в Рейхе Третий день Творения, моря отделяются от суши, на земле появляются первые зеленые ростки. Впереди еще тысяча лет!

Доктор Иоганн Фест покосился на соседа. Странное дело, Шейх не притворяется, он верит. Может, поэтому и сошлись два ветерана, скептик и романтик, в далеком 1919-м. Противоположности притягиваются.

— Знаешь, Шейх, иногда я тебе завидую. Не тому, кем ты стал, а характеру. Мне такой идеализм не по силам.

После Мюнхена они виделись всего несколько раз, и в каждую встречу Шейх звал его в НСДАП, обещая лично написать рекомендацию. Отказу искренне огорчался.

— У меня есть для тебя работа, Фест. Настоящая, не твой Бранденбургский музей. Напиши книгу о советской республике в Баварии. Ты там был, ты воевал.

— Кто же такое издаст? — поразился бывший унтер-офицер. — Ты же первый и запретишь!

Шейх, покосившись на шофера, еле заметно шевельнул губами.

— Поручение фюрера. Я ему о тебе рассказал.

Он чуть не крикнул: «Зачем?» Рядом с Гитлером тайн не бывает, его имя наверняка уже сообщили Гиммлеру… Эх, Шейх!

Доктор Иоганн Фест понимал, что теперь следует как можно скорее уехать в Стокгольм, а еще лучше в Бразилию. Но верные гуси уже в пути, мальчик Нильс не может их бросить.

Вновь
Клубится тьма над головой,
Но помня о любви былой,
Уверен, день придет иной…

* * *

В казарме оказалось неожиданно людно. Вернулись полицейские, к ним добавилось еще народа, с виду совершенно непонятного. Форма СС, но старая, черного цвета, с виду же совсем не орлы. И возрастом не вышли, самому молодому под сорок. Пили, впрочем, и те, и другие, дух стоял такой, что бывший унтер-офицер лишь головой помотал. Эти навоюют!

Он уже собрался к себе на верхний ярус, когда сосед снизу молча протянул сложенный вчетверо листок бумаги. Доктор Фест, решив ничего не спрашивать, развернул, как только устроился на тощем раздавленном матраце.

Три строчки готическим шрифтом, большие черные буквы, похожие на пауков:

Уходите!

Бад-Тёльц будет уничтожен.

Уходите сейчас!

Доктор Иоганн Фест перечитал листовку, проговаривая про себя каждое слово, и внезапно подумал, что это писал иностранец. Почему именно, так и не понял, но смутил прежде всего готический шрифт, за кордоном почему-то уверены, что он дорог каждому немцу. Однако сейчас не времена императора Карла V Габсбурга.

Уходите! Легко сказать, караулы удвоены, всех загнали в казармы, рядом с дневальным стоит офицер, злой словно бес. Рейхсфюрер вцепился в Бад-Тёльц всеми когтями, что никак не удивляет. Не так много в мире мест, где Гиммлеру будут рады. В Берлин точно дороги нет.

…Молчание Гитлера неспроста. Рейхсфюрер ему нужен, но только как победитель. Выкрутится, выживет, сокрушит врагов, честь ему и слава. Если же нет… Мало ли их было? Дрекслер, Рём, братья Штрассеры.

Жаль, не убежать!

* * *