Нильс

Она все время смущалась, тушила свет, но спальня выходила окнами на шумную улицу, напротив — универсальный магазин. Мерцающий неон заливал комнату. Инесса завела плотные шторы, но иногда о них забывала, и такие ночи становились бесконечными. На следующий день Инесса жаловалась, просила быть сдержаннее, но он видел ее глаза.

Белый неоновый огонь, влажная от их пота простыня, ее волосы на подушке… Нет, не вспоминать, не вспоминать…

— Шеф? Что случилось? Кого-то ждете?

Веки налились свинцом, но глаза он все-таки открыл. Почти темно, как говорят англичане, «near dark». Гаснущее небо, черный контур стен, одинокая птица кружит над башней. Вокруг же никого, кроме, конечно, Жаклин.

— Извините, что помешала, но сейчас начнется дождь…

Анри Леконт покосился на бывшую ученицу. Никакая, серый воробушек в дорогом пальто. Нет, даже не воробушек! В «Филологическом вестнике» была статья о народных песнях времен русской революции. Одна из них о цыпленке, жареном и вареном, которому, тем не менее, очень хотелось жить.

У этого цыпленочка претензий заметно больше. И ведь не отстанет! О погоде что ли поговорить?

— Вечер словно из Бодлера. Помните, Жаклин?

Весны, осени, зимы, и грязь, и хандра,
Усыпительно скучные дни, вечера…

Та кивнула.

— Конечно! Мадам Жубер, если я не ошибаюсь, хотела его выбросить из программы.

Бывший учитель хотел улыбнуться, но губы не слушались.

Что для сердца, подобного гробу, милей,
Чем, проснувшись под инеем, видеть всё ту же
Наших стран королеву, предвестницу стужи, —

Жаклин подалась вперед, подхватила:

Эту бледную мглу над безлюдьем полей.
Разве только вдвоём, под рыданья метели,
Усыпить свою боль на случайной постели.

Анри Леконт отвернулся, взглянул в подступающую тьму. Что бывает после непрошенных воспоминаний, он представлял очень хорошо. Может на этот раз обойдется? Едва ли! Ладно, если не можешь, вынырнуть — плыви.

— Часа через два я постучусь к вам в комнату.

И шагнул вперед, не ожидая ответа.

* * *

Семейные альбомы он оставил в их квартире. но фотографий Инессы оказалось очень много, Анри Леконт находил их повсюду, даже в учебниках. И все-таки собрал, сложил в большую жестяную коробку из-под печенья и вышел во двор. Землю устилали желтые листья, кое-где их уже успели сгрести в кучи. Одна из них горела, он подошел ближе, представив, как один за другим сгорают ее фотографии, превращаясь в пепел. Исчезают, исчезают…

Понял — не сможет. Взял такси, велев ехать в Булонский лес. Ямку в земле вырыл перочинным ножом, благо никто не торопил. Набросал каблуком землю, сверху засыпал палой листвой.

Requiescat in pace!^[37]

* * *

Когда небо за стеклом стало серым, Мари-Жаклин, устало откинувшись на подушку, вытерла пот со лба.

— С вашей стороны это было чистое варварство, учитель. Но еще немного, и я, пожалуй, привыкну.

Вздохнув, облизала слегка распухшие губы.

— А еще по вашей милости я буду напоминать циркуль, однако если вы уйдете не сейчас, а через полчаса, ваша бывшая ученица будет очень и очень признательна.

* * *

Над замком Этлан падал снег, самый первый, бессильный и робкий. Мокрые снежинки таяли, не достигая земли, но им на смену спешили новые, их было очень много. Десант обреченных, залог грядущей победы.

Анри Леконт подставил ладонь, усмехнулся. Все что терзало и мучило, исчезло без следа, жизнь потекла привычным руслом. Утро, как утро, самое обычное…

Или не совсем?

Подчиненные коменданта Гарнье как правило ходили, не торопясь, с немалым чувством собственного достоинства. Куда спешить, если служба и так идет? Этим же утром они даже не ходили, бегали, причем очень резво. Усатый сержант подгонял, не слишком стесняясь в выражениях. Шофер заводил грузовик, в кузове уже кто-то сидел.

— Что у нас плохого? — поинтересовался бывший учитель, подходя к коменданту, меланхолически наблюдавшему за суетой. Тот подбросил два пальца к козырьку.

— Доброе утро, шеф! Надеюсь, ничего. На мерзавца Арно Робера подам рапорт и, как отыщется, отправлю прямиком в военную тюрьму.

Бывший учитель поглядел на грузовик, сложил два и два.

— Загулял в Клошмерле?

— У бездельника там какая-то девица… Ну, я ему устрою!

Анри Леконт взглянул прямо в серое небо, поймал лицом снежинку. Значит, Арно Робер. Если бы он сразу пришел к Жаклин… Цыпленочку повезло.

2

Гуси очень старались, иногда принося в клювах такое, что Нильс лишь головой качал, не зная, куда девать добычу. Вроде бы интересно, а послать некуда. Неведомый ему врач составил психологический портрет Адольфа Гитлера. Подобное уже неоднократно издавалось за кордонами Рейха, но это была откровенная пропаганда, пусть порой и остроумная. Гитлер — клинический некрофил! Хорошо, но мало? Тогда еще и зоофил в придачу, недаром собачек любит.