Нильс

Чужая рука дернула за плечо, он проснулся, но глаза открывать не спешил. Скинув одело, рывком привстал, держась за спинку. Подъем по тревоге — пока спичка горит. Время пошло, унтер-офицер Фест!

Сирена стихла, когда он накидывал на плечи пиджак. Соседи были уже в шинелях, и Фест слегка смутился. Непорядок! Сейчас команда «Отбой!», и все по новой, до нужного результата, пока не уложишься в норматив…

— Пошли, пошли!..

Нет, все всерьез, без шуток. Эсэсманы помоложе уже в дверях, ветеран Лиске поправляет фуражку.

— Построение на плацу!

В коридоре желтый электрический свет и грохот сапог. Сначала вниз по лестнице, потом к дверям, возле которых, как и ожидалось, давка. Старые навыки быстро просыпались, наполняя тело силой. Бежать нельзя, команды следует выполнять быстрым шагом. Выстрелов и разрывов не слышно, значит можно минуту обождать, не толкаться у входа. И подумать. О чем? На плац это чуть вправо и прямо, где площадь и главный корпус.

Из дверей они вышли вместе с гауптштурмфюрером Лиске. Как тот оказался рядом, Фест даже не заметил, не до того. Сейчас им вправо — и вперед, на построение опаздывать грех, в нарядах замордуют.

— Наз-зад!

Голос настоящий, командирский, и он послушно замер. Гауптштурмфюрер тряхнул за плечо.

— Не проснулись? Если это всерьез, то куда нам?

Иоганн Фест вытер со лба холодный пот. Всерьез, это если стреляют, если прорвались британские танки, если сидишь целую ночь в противогазе… Сейчас стрельбы нет, и танки границу не переходят, но…

Он поглядел в небо, самое обычное, ночное. Ни прожекторов, ни вспышек разрывов. Разве что тень промелькнула, за ней еще одна, еще…

— К воротам! Бегом!..

Возле самой калитки их обогнал кто-то более резвый. Растерянный часовой взялся за винтовку, но вмешиваться не спешил. Федор Лиске толкнул его в бок.

— Беги, солдат, беги!..

За калиткой улица, дальше сквер. Фест остановился на миг, пытаясь отдышаться. Увы, годы уже не те, раньше бы с полной выкладкой, с карабином, да еще и в противогазе он был бы уже на другой стороне.

— Туда!

Гауптштурмфюрер махнул рукой в сторону сквера. Редкие деревья не защитят, но все лучше, чем среди асфальта.

— Скорей, унтер, скорей!..

Остановились, только оставив север за спиной. Ветеран облегченно вздохнул.

— Все! Ну, как-то так…

Иоганн Фест резко выдохнул. Неплохо пробежались! А что там в казармах? Вроде бы тихо, если тревога учебная, наверняка уже дали отбой…

— Воздух!

Команда прозвучала негромко, но он услышал и, не думая, рухнул на сырую осеннюю землю. Успел! Твердь дрогнула, грозясь поглотить и увлечь в глубину, тьма на миг исчезла, сменившись морем белого огня. Иоганн Фест ткнулся лицом в мокрые листья, закрыл голову руками. И тогда ударило уже по-настоящему, безжалостно, наотмашь.

* * *

— Слишком мало, доктор? Но вы же знакомы с источниками, ваши предки подписывали договор за куда меньшее. Шкатулка с золотом, чужая невеста, повышение по службе… Душа не слишком дорого стоит, для нас это больше спорт, так сказать, вопрос престижа. Хорошо! Еще одно ваше желание, когда все закончится, всего одно, и в пределах разумного. Выполню, не сомневайтесь. Итак, подписываем? Нож у вас есть, значит, требуется еще ватка и одеколон. И, конечно, еще перо, гусиное не захватил, обойдемся стальным… Все еще сомневаетесь? В конце концов, считайте это розыгрышем. Если я не существую, что вы теряете?

7

На этот раз все вышло еще хуже. Когда в столовой она подошла к столику, за которым уже сидели двое, поставила поднос на угол и хотела попросить разрешения присоединиться, люди встали и молча отошли, даже не взглянув на недоеденный завтрак. Соль оставила поднос и направилась к выходу. Ничего, в боксе можно выпить кофе, а потом… У нее будет время подумать о «потом».

Вот, значит, какая она, судьба нечистых! Если верить учебникам, преступности на Клеменции нет. Почему так, объяснялось весьма туманно, отец же сказал странную фразу: «На Земле это называют евгеникой». «Эксцессы», как пояснял учебник, немедленно пресекались всемогущей социальной службой. Однако имелись те, кому ничего не запрещалось, однако общение с ними было строго ограничено. Прежде это были религиозные диссиденты, те же томисты, сторонники Кампанеллы. Теперь же в эпоху полной свободы совести нечистыми объявляли тех, кто потенциально опасен для общества. Кто производит отбор? Все та же социальная служба, всемогущая и всезнающая.

Вчера за кофе сквайр Понс поведал много интересного. Кафе (именно «café», а не «casu»), оказалось маленьким и очень уютным. И вовсе не подпольным, просто бывали там большей частью… Нет, не вилланы, а технический персонал. Соланж де Керси наверняка стала первой графиней, выпившей там чашку латте. Никто ничего не запрещал и не предписывал, но так сложилось, причем сразу, с первого же дня.