Нильс Бор

Существует рассказ: вместе с Борами — младшим и старшим — на пирс нью-йоркского порта сошли два английских детектива, и в ту же минуту два агента секретной службы Манхеттенского проекта приступили к исполнению в точности тех же обязанностей, а сверх того там же, на пирсе, двое сыщиков из Федерального бюро расследований взяли под наблюдение датского профессора и его секретаря.

Напрасно один журналист с не очень вежливой иронией назвал эту усиленную стражу «полудюжиной сторожевых псов». Разве была шутливой фраза эсэсовского генерала: «Бора необходимо ликвидировать»? И разве не со знанием дела гитлеровец произнес другую фразу — о жизни человеческой, потерявшей всякую цену?

Однако шесть телохранителей — это было все-таки слишком: в конце концов, не на занятой же немцами территории высадился Бор!.. Выполнив свою дорожную задачу, уплыли домой английские парни. И, сыграв в час прибытия двойную роль стражей-соглядатаев, ушли за сцену агенты ФБР. Остались сменные ребята генерала Гроувза, не расстававшиеся с оружием и по очереди не спускавшие глаз с мистера Николаса Бейкера, а заодно уж и с его сына Джеймса.

В нью-йоркской гостинице телохранитель устроился на ночь в том же номере — за дверями. И так уж это повелось: двадцать четыре часа жизнь при свидетеле.

В спальных вагонах дальних поездов телохранители менялись, и один передавал другому охраняемое имущество по квитанции — сдано и получено «ин гуд кондишн» (в хорошем состоянии)… Если вообразить на минуту, что от всех документов Тьюб Эллойз и Манхеттенского проекта уцелели бы только эти квитанции секретной службы, будущего историка смутило бы, что в создании А-бомбы явно предпочтительная роль была отведена никому не известным физикам, вроде Эджина Фармера, Вагнера, Ком-стока, Комаса… Э. Фармером стал Энрико Ферми, а Э. Вагнером — Эуген Вигнер, а Комстоком — Комптон. Но и А. Комасом был Артур Комптон: его псевдоним зависел от направления, в котором он летел. Если на восток — Комае, если на запад — Комсток. И рассказывали, что однажды, когда стюардесса разбудила его вопросом: «Простите, как вас зовут?» — он ответил встречным вопросом: «Простите, а куда мы летим?» (Впрочем, Ниль-са Бора генерал Гроувз запретил доставлять куда бы то ии было на самолетах. И Энрико Ферми — тоже. Поезда — это было безопасней.)

Однако Бору не хватало комптоновского уменья быть самому всегда настороже. Он совершал непредсказуемые оплошности, множа анекдоты о профессорской рассеянности мистера Бейкера.

…Вместительный лифт поднимал его в нью-йоркском небоскребе. Среди пассажиров он увидел жену давнего знакомого — Ганса фон Хальбаиа, сотрудника Жолио-Кюри. Но Бор не встречал ее с довоенных времен. Стоя о бок с нею, он спросил неуверенно: «Вы ведь фрау фон Хальбан?» И услышал ответ через плечо: «Вы ошибаетесь, теперь моя фамилия Плачек!» Однако что-то заставило ее обернуться. И, взглянув на него, она воскликнула: «Господи, да ведь вы-то, несомненно, профессор Бор?» Тогда он прижал палец к губам: «Вы ошибаетесь, теперь моя фамилия Бейкер!»

…А в Вашингтоне он пошел заказывать себе что-то из платья и забыл в магазине часы. Заказ был оформлен на имя мистера Бейкера. Когда же Oгe вернулся за часами, оказалось, что на их крышке выгравировано: «Бор». Ore объяснил, что он, Джеймс Бейкер, является секретарем мистера Бора, в чем легко убедиться, позвонив в Датскую миссию. Позвонили. Но Бора не случилось на месте, а сотрудник миссии ответил, что никаких Бейкеров не знает: секретаря мистера Бора зовут тоже Бор.

Оге: «Я вынужден был честно признаться, что это так, и мне отдали отцовские часы после строгого предупреждения, что пользоваться подложным именем в Соединенных Штатах противозаконно».

Дипломатическая миссия Дании была единственным местом, где Боры оставались Борами. И тоже ради конспирации: там появление знаменитого копенгагенца в Вашингтоне и его разъезды по стране объяснялись подготовкой к научному сотрудничеству после войны. И даже посланник Кауфманн, высоко ценимый Рузвельтом, знал не больше других, то есть ничего. И разъезды Бора поставили бы его в тупик, узнай он их географию: кто же едет за будущими научными контактами в забытые богом края, где ни университетов, ни лабораторий, ни ученых…

Одна из таких поездок, только ознакомительных, привела мистера Бейкера и его секретаря в малолюдный район долины Теннесси, за тысячу километров на юго-запад от Вашингтона, где воздвигался фантастически-грандиозный комплекс для получения делящихся изотопов. Бор увидел город, выраставший на кустарниковых пустошах, и узнал, что его называют Собачий Выгон. А деревушка рядом называлась Счастливой Долиной. И по одну сторону дороги еще стояли глиняные побеленные мазанки, а по другую уже высились трубы и здания индустриальной панорамы. Это зрелище атомного Ок-Риджа было, по словам Oгe, «как видение из глубин новой эры».