Никто не любит Крокодила

— Не ее вина, что она здесь не к месту. Но девочка мучается. И ты, по-моему, должен быть к ней внимательнее.

— Хочешь, чтобы я сегодня переночевал у нее? — насмешливо спросил Роже. — Этого хочешь?

— Ты прекрасно понимаешь, о чем я говорю. — Оскар встал. — Это не относится к проблемам тактики, поэтому я только дал тебе совет. Поступай как знаешь!

— В общении с друзьями, как и в общении с богом, мы допускаем одну и ту же ошибку — слишком много им рассказываем.

Взбешенный Оскар вышел. Роже остался лежать, блаженствуя под железными пальцами Дюка. Насмешливая кличка массажиста уже давно потеряла свою соль. Старый верный Дюк — горбатый старик с крупным лицом, короткими руками и головой, сидевшей прямо на плечах, — напоминал Квазимодо. А по молчаливости мог спокойно перещеголять нотрдамские камни. Уже двадцать лет Дюк ездил с лучшими гонщиками мира. Уродливость молчаливого Дюка забывалась сразу, как только начинали двигаться по телу его железные короткие руки, покрытые щекочущей рыжей шерстью. Какая-то плавная, убаюкивающая сила гоняла боль по телу и выдавливала ее наружу, принося облегчение и свежесть. Дюк шлепком перевернул Роже, и тот невольно взглянул в лицо урода, прежде чем вновь блаженно зажмуриться.

«Боже, и как только не измывается жизнь над людьми! Одних уродует еще в утробе матери, других корежит десятки лет, пока не сведет в могилу. Том так хотел жить! Был молод, красив. А Дюк, само появление которого на свет — ошибка природы, жив. И будет жить долго. — Злость проснулась в Роже непроизвольно. — Он еще и меня переживет». — И злость эта была скорее мимикрией, чем желанием хотя бы мысленно оскорбить Дюка.

Массажист, как дьявол из преисподней, появлялся после гонки из своего автобуса, в котором вслед за рекламным караваном отправляются все массажисты. И так же тихо исчезал вечером в постели до следующего утра. Он даже ел отдельно от всех за пятнадцать минут до открытия столовой. Где-то, кажется в Мюнхене, Роже застал Дюка за трапезой вместе с папашей Дамке. Тот любил Дюка — кулинарным мастерством пытался скрасить жизнь урода. И Дюк много раз пытался отблагодарить повара своим трудом, но, папаша Дамке только смеялся.

— Массировать меня, Дюк, все равно что пытаться сбить крем из воды!

— Ты будешь долго жить,-бурчал Дюк, — никто не знает массажа лучше, чем я.

— Не сомневаюсь, старина, не сомневаюсь. Но мы оба должны работать на других — такова наша судьба. А сами уж как-нибудь…

И начинал угощать Дюка. Тот ел много и жадно, будто едой старался восполнить недоступные ему радости жизни. Именно тогда Роже потрясли руки массажиста: скупыми движениями, словно подъемные краны, они подавали пищу к толстым, навыкате губам. Нижняя челюсть с тяжелым подбородком просто оседала вниз, открывая огромный, до ушей, рот. У Дюка были дивные своей красотой руки. Особенно когда скользили по усталому телу.

— Эй! — вскрикнул Роже. Дюк принялся массировать ноги и слишком глубоко запустил свои пальцы-клещи в бедро. — Эй! — он вскрикнул вновь. — Там чирей!

Дюк перестал массировать ногу и стал внимательно рассматривать прыщ, будто читал интересную, захватывающую книгу.

— Завтра будет легче, — мрачно изрек Дюк. — Если потерпишь, я обработаю кругом…

— Валяй! — Роже умолк и стал прислушиваться, как толчками утихает боль.

Наконец знакомый щелчок по затылку, означавший конец блаженству, поднял со стола.

После массажа Роже, прихватив, тесьму, отправился в гараж. Лязг металла, шипение насосов и запах керосина, которым промывались трещотки и цепи, обрушились на Крокодила, заставив сразу забыть о тишине массажной. Жаки менял трубку, а грузный механик русских что-то кричал ему через весь зал и строил смешные физиономии, от которых остальные механики покатывались со смеху. Жаки даже не взглянул на Роже. Крокодил решил с ним не разговаривать: он сделал первый шаг к примирению, второго от него Макака не дождется.

Взяв замшу, Роже стал демонстративно протирать свою машину, хотя она сверкала, подобно хирургическому инструменту. Жаки сопел, сопел и наконец не выдержал:

— Какого черта ты трешь чистую машину?! Шел бы лучше спать!

Роже рассмеялся:

— У всех есть нервы. И каждый успокаивается как может. Тру я не потому, что хочу тебя уесть, а потому, что нечего делать.

— Сходил бы к Мадлен…

— Что вы меня все сегодня к жене посылаете? Или сговорились? Жаки не ответил.

— И впрямь, сходить надо. Все равно сегодня рано не засну. Он быстро размотал старую тесьму на перьях руля и, склонив от старания голову, начал накручивать новые тесемные — ручки. Закончив работу, прямо из гаража пошел в «Бельведер» — отель, где остановилась Мадлен. Ключ оказался у портье, что его несколько озадачило.

— Не знаете, где мадам? — спросил Роже.

— А кто, простите, спрашивает?

— Ее собственный муж…

— О, месье Дюваллон! Тысячу извинений! Как я мог вас не узнать?! У меня дома висит ваш большой портрет. Цветной. Из «Пари-матч». Когда вы выиграли «Тур де Франс», помните?

— Да, да, помню. Но все-таки где моя жена? — Роже довольно бесцеремонно оборвал портье.