Читаем Никто не любит Крокодила полностью

После душа и еды Роже сел в «техничку» и поехал к Мадлен. Встретившийся у ворот Жаки спросил, что делать с испортившейся машиной.

— Достань вилку, в свободный вечер переберешь,

Мадлен ждала его в холле маленькой уютной гостиницы. По сравнению с залами общежитий, в которых они спали уже три ночи, холл выглядел игрушечно. А сам себе Роже показался человеком, только и ночевавшим в таких огромных харчевнях. Хотя на самом деле треть его жизни прошла в наилучших отелях.

— Ты ела?

— Да. Здесь славно кормят. Был Вашон. Справлялся, как устроилась, а заодно и как ты себя чувствуешь.

Мадлен не скрывала, что ей доставляет удовольствие всеобщее почитание Крокодила. Может быть, и потому, что часть этого почитания падала на нее. За всю свою жизнь она никак и нигде не могла привыкнуть к славе Крокодила.

— Посидим в баре,-предложил Роже.-В отеле, где расположился штаб гонки… Это два квартала отсюда.

— Охотно: А ты не устал? — Мадлен запустила руку за ворот тренировочного костюма Роже и, притянув к себе, поцеловала.

— Надо бы лечь, конечно, но хочется побыть с тобой.

— Спасибо…— Она благодарно, как собачонка, потерлась щекой о его плечо.

Роже размяк. Ему вдруг стало жалко Мадлен. Он почувствовал вину за свои бесконечные отсутствия, за измены, за хлопоты по дому, которые навалил на нее…

— Идем, — сказал он тихо.

Бар гудел беззаботным весельем, хотя в глазах у всех еще, казалось, не остыла гонка. Многие обсуждали ее события за кружкой холодного пива или стаканом виски со льдом.

Крокодил провел Мадлен в дальний угол за двухместный столик у огромного зашторенного окна. Пока бармен готовил Мадлен «мантхэттен» и клал кубики льда в стакан сока для Роже, Мадлен говорила, склонив голову:

— Только сейчас начинаю понимать, насколько странен твой мир. В нем есть что-то более манящее, чем поездка в Ниццу или на Корсику. Знаешь, когда ты выиграл «Тур де Франс», я повела маленького Жана в школу. И вдруг застала всех у порога — и учителей, и учеников, и родителей, и все они ждали нас— Мадлен пожала плечами, как бы предвосхищая жестом свое отношение к тому, о чем хотела рассказать. — И все они стали поздравлять нас. Тогда не совсем тактично я сказала им: «При чем тут мы? Ведь гонку выиграл Роже, мой муж…» — Она счастливо засмеялась. — Наверно, это было даже глупо. Только сейчас, в гонке, я поняла, что действительно всю жизнь была ни при чем. — Она вдруг умолкла и начала машинально крутить фужер с коктейлем. Соломинка выпала и с брызгами, прокатившись по столу, упала на пол. Роже почувствовал: надо попытаться вывести Мадлен из начинающегося припадка меланхолии.

— Неправда, Мадлен. — Он, старался сказать помягче, чтобы не испугать жену откровением. Ее лицо залил приглушенный густобордовый свет, исходивший от стеклянного потолка. — Я и сам плохо понимал до сегодняшнего дня, как много значит для меня твое присутствие! Даже когда ты в далеком Париже. Но сегодйя мы ехали рядом — ты в машине, а я на велосипеде. И я многое понял. И пожалел, что так редко были вместе…

— Это правда? — с поразившей Роже недоверчивостью спросила Мадлен, заглядывая ему в глаза.

— Тогда тихо — о больном ни слова!

Наверно, Роже выдержал этот взгляд, потому что Мадлен ожила. Она начала вновь что-то щебетать. А он слышал и не слышал ее голоса, то таявшего, то густевшего в общем шуме многоязыкого бара. Спустя пару часов они поехали в гостиницу к Мадлен.

— Знаешь, это очень смешно. Мы встречаемся в номере гостиницы, как любовники. И ты должен будешь уйти… Я давно забыла, когда такое случалось…— Она поцеловала Роже в шею, пока он возился с дверью, долго не попадая ключом в замочную скважину.

<p>V Глава</p><p><emphasis>ДЕНЬ ЧЕТВЕРТЫЙ</emphasis></p>

«Поезд» озверел. Начал дергаться сразу же после падения стартового флага. Будто стремился сегодняшней агрессивностью скрасить неблаговидное впечатление, произведенное на организаторов вчерашним миролюбием. Во всяком случае, введение лимита времени, пока и либерального, Роже мог объяснить только недовольством боссов.

Вшестером французы с трудом отбивали атаки. Они выложились так, что казалось, найдись у кого-нибудь силы покатиться чуть быстрее — и уже никто из шестерки не смог его остановить.

Мысль, что вряд ли серьезные конкуренты способны на такую атаку, несколько успокоила уставшего Роже. Он забрался в середину «поезда» немного отдышаться. Эдмонд, Мишель и Гастон «уселись» еще дальше за ним. И в эту минуту, именно в эту, а не в какую-то другую сработал закон пакости. Пятерка — двое бельгийцев, голландец, итальянец и русский — ушла вперед. Роже проверил список, укрепленный на руле, и с ужасом обнаружил, что голландца и одного бельгийца никак нельзя было отпускать. К тому же в командном зачете невыгодный отрыв мог пробить брешь, которую неизвестно, удастся ли французам заделать до конца гонки.

Перейти на страницу:

Похожие книги