Степанов-Ерофеев пошел к аэровокзалу, охранник у служебного входа, увидев офицера-никарагуанца, улыбнулся и отдал честь, не требуя никаких документов. Тут до Саши дошло, что его прикрытие продолжается. Нужно только не сбиваться с маршрута. В здании он нашел табло вылета и определил номер рейса, стойку регистрации. Предъявив билет и паспорт, он увидел, что ему отдали посадочный и багажный талоны. На багажном шариковой ручкой были нанесены три звездочки треугольником.
В Домодедово он стоял у конвейера выдачи багажа и заметил большую армейскую сумку с тремя звездами, нарисованными красным маркером и расположенными треугольником прямо на флаге Никарагуа.
Вытащив с ленты сумку, он первым делом сравнил номер на талоне с номером на сумке – совпали. Внутри оказалась куртка-пуховик, вязаная лыжная шапка, камуфляжная форма зимняя без знаков различия, термобелье, паспорт российский общегражданский на имя Ерофеева, в нем конверт с тридцатью тысячами рублей – его командировочные. Девяносто долларов в день, за пять дней. По курсу. А еще там были новые зимние берцы.
Саша переоделся в туалете аэропорта, вымыл голову и умылся, возвращая себе привычный цвет волос, но вот тропический загар, который и за два дня лег, так быстро не смыть. Он купил билет на аэроэкспресс. С Павелецкого вокзала проехался на «Комсомольскую». Среди бледнолицых москвичей в метро его загорелая физиономия выглядела довольно странно. Видя военного с такой бронзовой кожей, многие, наверное, считали, что он вернулся с Ближнего Востока.
Билет на «Сапсан» до Питера ему удалось купить только на три часа дня, до отъезда оставалось еще шесть часов. Побродив по залу Ленинградского вокзала, Саша поборол необходимость следовать инструкциям и спустился в метро.
Сдав эпилептика, бригада снова превратилась в «неотложку», на коммуникатор упал вызов «пневмония, задыхается». Поехали. Очень пожилой человек, много лет страдает хронической обструктивной болезнью легких – ХОБЛ, с астматическими приступами.
Типичная поза и внешний вид больного ХОБЛ во время приступа
Татьяна хорошо знала, что такие пациенты очень нежные, любой сквозняк или чих посетителя, гостя вызывает обострение воспаления бронхов и тяжелые приступы астмы.
С этими людьми очень трудно. Они в большинстве своем крайне недисциплинированны, не осознают тяжести своего заболевания. Поэтому болезнь постоянно и регулярно обостряется.
Татьяна вспомнила больного Видякина, который так вот и умер от тяжелого приступа. Что стало с его сыном, которому было тогда одиннадцать, а сейчас уже двенадцать лет, она не узнавала. Мальчишка остался один при живой матери, бросившей их несколько лет назад. Нашлась ли она, забрала ли сына? Это неизвестно.
Нестеров осматривал больного, выслушивал, а тот бубнил как заведенный:
– Дексаметазон с эуфилином, доктор! Мне ничего не надо. В вену… дексаметазон с эуфиллином…
– Помолчите, пожалуйста, я легкие слушаю, – сказал доктор.
Но больной не унимался, он будто бы не слышал слов врача.
Нестеров оттянул раковину уха больного и, как в пещеру, поросшую седым волосом, громко сказал:
– Вы слышите меня?
– Да, слышу, сделайте мне дексаметазон с эуфиллином в вену.
– Да помолчите вы, дайте осмотреть и выслушать, – взмолился Нестеров.
– И так все ясно, доктор, сделайте мне дексаметазон…
– Мокрота какого цвета? – спросил доктор.
Вместо ответа больной выкашлянул на салфетку изумрудно-зеленые желеподобные куски.
– Антибиотики принимаете? Вам врач назначал антибиотики?
– Назначал… не пью… сделайте мне дексаметазон…
Нестеров застонал.
– Послушайте, у вас сейчас острая гнойная бронхопневмония. Гнойная! Нельзя вылечить без антибиотиков! Понимаете?
– Оставьте, доктор… сделайте мне дексаметазон…
Доктор закончил осмотр, подсел к столу. Он смотрел на Татьяну, просто потому, что на нее ему было приятнее смотреть, чем на больного. Фельдшер заканчивала оформлять лицевую сторону карты.
– Что делать будем? – спросил Нестеров фельдшера.
– А что положено? – спросила Татьяна вместо ответа.
– Положено его с таким воспалением госпитализировать. Сделать ему бронхоскопию, промывание бронхов с антисептиком и десять дней вводить антибиотики, ингаляции делать. Но он же не слышит ничего. Долбит как попугай… или дятел.
– Я не дятел, доктор… сделайте мне дексаметазон с эуфиллином.
– А в больницу поедете?
– А толку? Они через три дня выпишут.
Нестеров понял, что эта занудливая натура достанет всех в отделении и его выпишут очень скоро.
– Я вызову врача из поликлиники и настоятельно рекомендую вам лечь в больницу. Гнойное воспаление – это не шутки. Без туалета бронхов и антибиотиков вас не вылечить. Вы понимаете?
Дядька кивнул. Он потянулся к сальбутамолу. Нестеров поймал его за руку.
– Сколько уже сделали ингаляций?
– Не помню, не считал… – кое-как выдавил больной. – Доктор, не надо ничего, сделайте мне дексаметазон с эуфиллином, и дело с концом! Я лягу… в больницу… мне бы только приступ снять…
– Хорошо. Но вы понимаете, что это не лечение? Нужно убрать воспаление. Татьяна, набери четыре дексаметазона и десять эуфиллина и разведи на десять изотонического.