По пути в Аксум Вавилов делает открытие, которое сам называет первоклассным. Безостая твердая пшеница — давняя мечта земледельцев. Десятки лет стремятся вывести ее в разных странах селекционеры. Скрещивают твердую с безостой мягкой. Но мягкие пшеницы генетически отличны от твердых. У них другое число хромосом. Скрещивание удается редко и с великим трудом. Если же получаются в результате него безостые твердые пшеницы, то с низкой продуктивностью. А природа сама создала твердую безостую пшеницу. Как и предсказывал закон гомологических рядов. Вот они, семена, лежат на ладони…
Но Вавилов по-прежнему не встречает диких родичей основных культурных растений Эфиопии. Поразительный факт! Именно здесь, где, по всем данным, дикие растения вводились в культуру, ими, как говорится, и не пахнет. А ведь он рассчитывал найти не только уже известные дикие виды, но и переходные, те, которых можно считать истинными родоначальниками культурных форм… Не удар ли это по его теории?
А почему, собственно, удар? Не потому ли, что он все еще остается в плену взглядов Декандоля, которые сам же опроверг своей теорией центров? Декандоль и его последователи считали очевидным, что человек брал для культуры все растения непосредственно из дикой флоры. Но попытаемся представить себе этот процесс. Земля населена сотнями тысяч видов растений. Из них лишь немногие непосредственно нужны человеку; они-то и стали культурными. Но каким же сверхгением должен быть тот первый земледелец, который безошибочно выделил из множества видов самые необходимые?! Уж очень похоже это на легенду. Например, на греческий миф о Прометее, который похитил огонь у богов и передал его людям. Красивая легенда. Однако наука иначе представляет себе процесс овладения огнем. «Небо» само посылало его людям.
Бесконечные лесные пожары, от которых в ужасе бежал первобытный человек, демонстрировали ему силу огня.
Прошли тысячелетия, прежде чем он понял, что огонь может приносить не только зло, но и пользу, что он может давать тепло, охранять от диких зверей, что с его помощью можно приготавливать пищу. И тогда укрощенный огонь перекочевал в жилище человека…
Нечто подобное происходило и с некоторыми домашними животными. По крайней мере первый друг человека — собака, по имеющимся данным, сама прибилась к нему.
Не то же ли было и с растениями?
Работая над теорией центров, Вавилов выделил в отдельную главу вопрос о происхождении конопли. В чем-то вхождение конопли в культуру напоминало процесс вхождения в культуру ржи и других сорняков, но сильно отличалось от него. Конопля, и культурная и дикая, любит жирные почвы. Потому и культура ее возможна лишь при усиленном удобрении. А жирные почвы сопутствуют поселениям человека вокруг них образуется почвенный слой, удобренный органическими отбросами. И конопля (дикая!) издавна прибилась к человеческому жилью, вместе с кочевыми племенами перебиралась с места на место. Прошли тысячелетия, прежде чем человек обнаружил полезные свойства у своего непрошеного спутника и начал его возделывать…
Наверное, Вавилов задавал себе вопрос одинока ли конопля? Но оставил его без ответа. А теперь припомнил, есть другое растение, которое ведет себя так же. Это отдельные виды крапивы. Обычной крапивы, что теснится вдоль деревенских плетней и доставляет столько беспокойства ребятишкам. Они тоже сами прибились к человеку, но не стали культурными, потому что не обладают ценными для хозяйства качествами. Но неужели конопля и крапива — это своего рода фокусники в царстве растений?
Человек своим появлением внес важные изменения в географическую среду. А среда — основной фактор, направляющий действие отбора. Под влиянием естественного отбора в новой географической среде возникают новые формы, виды и роды организмов, которые в других условиях не могли бы существовать. С появлением человека и должны были возникать у многих растений формы, все больше приспособленные к существованию вблизи человеческого жилья. По дарвинскому закону дивергенции (расхождения), отдельные расы должны были формироваться в разновидности, разновидности в виды и даже в отдельные роды. Все это могло происходить задолго до возникновения земледельческой культуры. Прошли тысячелетия, прежде чем кочующий человек заметил, что жилье его окружено особыми формами растений. Потребовались еще сотни лет, чтобы он убедился, что многие из этих растений съедобны. Он начал собирать плоды и от случайных сборов перешел к систематическим. И еще тысячелетия должны были пройти, прежде чем человеку стало недоставать тех семян, что давала ему природа, и он начал возделывать растения, превратив их тем самым в культурные.