Разнообразие сортов говорило о близости центра формообразования культурных растений. Но все же сам центр был не здесь. Потому что виды оказались представлены далеко не полным набором генов. Да и местность здесь слишком открытая, не защищенная от вражеских набегов. Значит, здесь не могла закрепиться первобытная земледельческая цивилизация.
Караван пересекает бесплодную каменистую степь. Дорога входит в ущелье, и путники на много томительных дней попадают в каменный плен. Со всех сторон высятся скалы, и узкая тропа, лепясь по карнизам, слепо повторяет их изгибы.
С каждым днем путь становится труднее. Тропа завалена камнями и щебнем. Она круто поднимается, потом внезапно спускается на дно глубоких каньонов, где господствует полумрак. Пахнет затхлой сыростью. Сочащиеся влагой стены каньонов отвесно поднимаются вверх, и их прикрывает узкая полоска густой синевы.
На шестой день, обогнув большой выступ скалы, Вавилов увидел группу мчащихся навстречу всадников. Подскакав, они осаживают коней. Просят подождать «большого начальника». С начальником случилась беда. Кто-то стрелял и тяжело ранил его. Русский доктор должен помочь начальнику.
Вавилов знает: объяснять, что он не врач, бесполезно; в азиатских странах всякого европейца считают доктором.
— Камерд, — говорит он. — Будем ждать в Камерде.
В рабате Камерд переполох. Афганцы кричат, перебивая друг друга и размахивая руками. Сейчас должны привезти или принести губернатора области.
Ночь. Но кругом светло. У стоянки каравана сотни человек с горящими факелами. Губернатора приносят на носилках. Он бредит. Вавилов велит вскипятить воду, промывает рану, выливает на нее весь имеющийся в запасе йод, забинтовывает раненого.
Наутро караван догнала свита губернатора. Выразила благодарность. Больной перестал бредить, хорошо спал. Видимо, рана не была серьезной.
Слава о замечательном врачевателе опередила караван, и в дальнейшем в каждом рабате к Вавилову обращались больные. Он снабжал их хиной, а когда она кончилась, аспирином. Больным трахомой, а таких было особенно много, давал цинковые капли.
На восьмой день пути Вавилов вышел в долину Бамиана. Здесь, на высоте двух с половиной километров, издавна обосновалось земледельческое население. Но не видно в долине ни домов, ни хотя бы шатров или палаток. Люди живут в пещерах. Двенадцать тысяч пещер — естественных и искусственных — разбросано по краю долины в отвесных скалах.
На высокой скале, у впадения в Бамиан реки Ирак, — развалины древнего города Зохака. Со времен легендарного Зороастра — основателя религии огнепоклонников — воспевали этот город персидские поэты. Через долину Бамиана проходил Александр Македонский. Во II веке в долину пришел буддизм, распространившийся до Центральной Азии. В хорошо отшлифованных нишах Вавилов видел огромные статуи Будды — высотой от 35 до 53 метров — немые свидетели тех далеких времен.
Пещерный город поразил Вавилова. Как тысячелетия назад, обитатели долины жили в пещерах, и каменные изваяния Будды бдительно следили за сохранением старинного уклада. Нельзя было сомневаться: культурные растения здесь возделываются те же, что завезли первые поселенцы.
«Лунная ночь около исполинов Будды, у снеговых вершин Гиндукуша, создавала особо торжественное настроение. Казалось, вы заглядываете в глубь тысячелетий», — вспоминал Вавилов.
А на следующий день он встретил советских дипломатических курьеров. Узнал тревожные новости. Подстрекаемые мусульманским духовенством и поддержанные англичанами, восстали племена Хоста — южного района Афганистана. Отряды повстанцев разбили правительственные войска и движутся на Кабул. В столице паника. Европейцы спешат ее покинуть.
Курьеры советовали повернуть назад. И чем скорее, тем лучше. Потому что повстанцам сочувствуют горные племена, окружающие Кабул. Проводимое под религиозными лозунгами восстание подогревает страсти, вызывает у мусульман вспышки гнева против неверных.
«Однако перспектива идти вспять, в Мазари-Шериф, когда еще впереди оставалось три четверти дела, нас не устраивала, — писал позднее Вавилов. — Надо было во что бы то ни стало стремиться дойти до Кабула».
И он дошел.
Маршрут изменил уже в самом Кабуле. Не стремление избежать опасности, а факты первостепенного значения толкнули его на это.
Кабул — большой город. Почти семьсот тысяч жителей. «Плоские крыши домов, расположенных по всхолмлениям, придают городу своеобразный ступенчатый характер», — замечает Вавилов. И подчеркивает: «Вся жизнь Кабула определяется земледелием».
Второй отряд экспедиции, одолевший под руководством Букинича сложный маршрут, уже поджидал Вавилова.