Николай Вавилов

«Последние годы привели нас к замечательным фактам возможности изменения вегетационного периода, возможности по желанию ускорять время плодоношения. В этом отношении первым начинанием мы обязаны работе американских ученых Алларда и Гарнера. Мы умеем теперь заставлять плодоносить в условиях Туркестана даже тропический многолетний хлопчатник. Особенно интересны в этом направлении работы Лысенко, который подошел конкретно к практическому использованию позднеспелых сортов в раннеспелые, к переводу озимых в яровые. Факты, им обнаруженные, бесспорны и представляют большой интерес, но нужно определенно сказать, что требуется огромная коллективная работа над большим сортовым материалом, над различными культурами, чтобы разработать конкретные действительные меры овладения изменением вегетационного периода в практических целях <…>. Пока мы еще не знаем, с какими сортами практически надо оперировать в каких районах. Еще не разработана самая методика предпосевной обработки посадочного материала. Еще нет оснований с полной гарантией идти в широкий производственный опыт».

Как видим, свое отношение к работам Лысенко Вавилов выражает достаточно ясно.

Он высоко ставит теорию стадийности, как позволяющую глубже распознать природу сельскохозяйственных растений и на этой основе управлять их развитием. Но в то же время стремлению Лысенко немедленно двинуть яровизацию в практику Вавилов противопоставляет обширную программу строго научных исследований, осуществление которой, по его мнению, только и может обеспечить практическую эффективность предпосевной обработки семян. Полемика с Лысенко содержалась и в напоминании Вавиловым об исследованиях Алларда и Гарнера, открывших явление фотопериодизма и показавших, что искусственное освещение для одних растений и затенение для других ускоряет их развитие. Ведь Лысенко громогласно заявлял, что он открыл не только метод яровизации, но первым указал принципиальную возможность управлять развитием растений.

Полемизируя с Лысенко, Вавилов подчеркивал свою к нему расположенность. Очевидно, ему импонировали энергия, увлеченность, страстность, с какими Лысенко отстаивал свои идеи. К тому же он вообще был неизменно и бесконечно доброжелателен — в этом сходятся все знавшие его. Но это лишь одна сторона вопроса.

Доброжелательность Вавилова у некоторых порождала иллюзию, будто он был излишне доверчив. Но достаточно заглянуть в его письма, чтобы увидеть меткие индивидуальные характеристики десяткам ученых. Он пытался установить истинную цену каждому! И в соответствии с этим строил свое отношение к людям, стремясь к тому, чтобы ученый дал максимум той пользы, какую способен принести. Вавилов, конечно, не был гарантирован от ошибок, но, во всяком случае, к людям, как и к растениям, подход у него был дифференцированный.

И вот особый подход был у него и к Лысенко.

Надеясь, что с годами Лысенко освободится от своих заблуждений, а останется то ценное, что уже дали и еще дадут его работы, Вавилов исподволь старался помочь ему в этом.

Учитывая болезненное самолюбие Лысенко, Вавилов понимал, что его нельзя убедить иронией, сарказмом; полемическая резкость лишь ожесточит его. Поэтому Вавилов подчеркивал успехи Лысенко (разумеется, истинные, а не мнимые) и старался развеять, по-видимому, глубокое убеждение Лысенко в том, что его умышленно «зажимают».

В 1932 году Вавилов рекомендовал избрать Лысенко академиком украинской Академии наук. В том же году включил его в состав советской делегации на VI Международный генетический конгресс. (На конгресс, как мы помним, поехал один Вавилов.) По его предложению Лысенко дважды получал денежную премию. В 1934 году Вавилов рекомендовал Лысенко в члены-корреспонденты Академии наук СССР, мотивируя это тем, что «хотя им опубликовано сравнительно немного работ, но последние работы представляют <…> крупный вклад в мировую науку».

Во всех этих действиях не было компромисса. Это была борьба. Борьба за Лысенко…

Как же могло случиться, что хорошо, хотя и своеобразно, начинавший ученый вскоре повел непримиримую борьбу против основных достижений биологии XX века?

Есть основание полагать, что Вавилов не раз задавал себе этот вопрос. Потому что однажды он задал его вслух — Лидии Петровне Бреславец. И был удивлен, услышав:

— А знаете, Николай Иванович, я, пожалуй, могу вам ответить.

И Лидия Петровна напомнила о том, как однажды, облучив зерна ржи определенной дозой рентгена, получила невиданную вспышку урожайности. И конечно, опубликовала работу. И повторила опыт на следующий год. Но подтверждения не получила…

Лидия Петровна и через тридцать пять лет помнила, как тяжко было разочарование, как велик был соблазн промолчать и как трудно ей было решиться честно объявить о неудаче.

Очевидно, решимости не хватило Лысенко.