Несомненно, «Гонец» свидетельствует о приверженности Рериха к мастерской Куинджи: торжественный покой лунной ночи, темнота, пронизанная то ли голубым, то ли зеленым светом, черное, ставшее синевой и прозеленью, тень берега на воде, сама вода — все это заставляет вспомнить и куинджевскую «Украинскую ночь», и гоголевские строки о ночном Днепре, вода которого серебрится под луной, как волчья шерсть.
Но это не подражание Сурикову и Куинджи. Работа не подмастерья — самостоятельного и подлинного мастера.
Это пленяло художественных критиков, писавших обзоры академической выставки 1897 года. Это пленяло дам в модных тальмах, расшитых стеклярусом, петербуржцев, заезжих провинциалов. Репин в одном из писем 1897 года отмечает Рериха в числе отличных учеников Академии и ставит возле его имени звездочку, обозначавшую «вещи особенно интересные».
Картина сразу привлекает человека, появления которого на выставке тревожно ждали маститые и начинающие живописцы. Он был вхож в мастерские — неторопливо целовался с хозяином, долго рассматривал неоконченную работу. Наметив картину, обычно не отступался от нее, иногда долго торговался, просил уступить — пока картина не попадала в московский особняк Лаврушинского переулка.
Покупке «Гонца» Стасов очень радовался. Во-первых, потому, что это вполне реальная картина; во-вторых, радовала удача Рериха, который вряд ли теперь уйдет от живописи в археологию или в литературу.
Он повез Рериха в Москву — представить Льву Николаевичу Толстому. Он шумел: «Что мне все ваши академические дипломы и отличия? Вот пусть сам великий писатель земли русской произведет вас в художники». Едут в Москву ночью: Стасов, Римский-Корсаков, скульптор Гинцбург, Рерих. Борода Стасова свисает с верхней полки — сверху удобнее опровергать вежливые доводы Римского: ведь в его последних произведениях Стасов усматривает черты все того же декадентства.
Утром едут на извозчиках в Хамовники: раскидистая Москва и в центре не похожа на Петербург, а за Садовым кольцом и вовсе становится зеленой, деревенской — далеко видны излучины Москвы-реки, купола бесчисленных, белокаменных церквей. Все везут Толстому подарки: Стасов — книги, Римский-Корсаков — ноты, Гинцбург — бронзовую статуэтку автора «Войны и мира», Рерих — фотографию с «Гонца».
Разговор идет о народе: «Умейте поболеть с ним». Разговор идет об искусстве. «А Репин одобрил?» — осведомился Толстой, рассматривая «Гонца»: старика, вытянувшего усталые ноги, молодого гребца, преодолевающего течение. Неожиданно сказал художнику: «Случалось ли в лодке переезжать быстроходную реку? Надо всегда править выше того места, куда вам нужно, иначе снесет. Так и в области нравственных требований надо рулить всегда выше — жизнь все снесет. Пусть ваш гонец очень высоко руль держит, тогда доплывет».
Ликовал Стасов, устроивший поездку в Москву: «Ну, вот, теперь вы получили настоящее звание художника».
Получивший настоящее звание хочет рулить высоко, направляя свою лодку к цели. Хочет писать большой цикл картин — «Славяне». Принимается за работу со всем своим рвением, трудолюбием, с уверенностью, укрепленной тем, что «Гонец» находится в собрании Третьякова.
Глава III
Из варяг…
Картина, завершившая ученичество, не только принесла официальное звание художника, но утвердила художника истинного, слившего воедино достижения исторической и пейзажной живописи России. Кажется, слияние произошло легко, кажется, дорога пряма и широка. Сразу определен жанр — историческая живопись, в помощь ей должно пойти широкое гуманитарное образование.
Тем более что в университете притягивает не столько наследственный юридический факультет, сколько факультет исторический, на который так хочется перейти; только по настоянию родных приходится вернуться к «постылым правовым учебникам». Во время экзамена по римскому праву профессор недоуменно спрашивает: «На что вам римское право, ведь, наверно, к нему больше не вернетесь?»
Действительно, Рериху-сыну не пришлось заниматься юриспруденцией. Но изучение римского права и «русской правды», не говоря уж о лекциях историков, помогло ощутить единство сегодняшней России и Древней Руси, прошлого и настоящего всей жизни человечества.
Слушатель юридического факультета выделяет для себя в русской истории вопрос «о быте и положении русских художников, как приезжих, так и местных. Вопрос совсем не исследованный». Люди, с которыми приходится встречаться, поддерживают этот интерес к прошлому. Маститый историк Забелин дает советы: «Для отыскания юридических случаев из жизни старых художников необходимо осмотреть все издания, подобные Акту, которых немало найдется и в описаниях монастырей». Рерих роется в Актах археографической экспедиции, в старинных указах и уставах, в книгах Забелина, Платонова, собирает и приводит свидетельства летописей, записки иностранцев, грамоты и акты, материалы самой живописи и культуры.