Николай Некрасов

После возвращения Некрасова и Зиночки из Карабихи они поселились вместе в некрасовской квартире. Однако, как вспоминал Боборыкин, общение с новой подругой поэта было доступно в первые годы далеко не всем: «В его внутренних «покоях» помещалась его подруга, которую он не сразу показывал менее близким людям, так что я только на вторую зиму познакомился с нею, когда она выходила к обеду, оставалась и после обеда, играла на бильярде». О женитьбе речи не шло — Зина, судя по всему, не претендовала на статус супруги. Некрасов, по-видимому, давно не считал церковный брак обязательным условием совместной жизни. Ситуация при этом была несколько иной, чем в предыдущих случаях: Панаева формально была замужней женщиной, Селина — профессиональной содержанкой (не исключено, что с ней был даже заключен какой-то договор), Мейшен — вдова инженера со своим, пусть и небольшим, капиталом. Судя по всему, Зина не имела ни состояния, ни социального статуса и полностью зависела от Некрасова. И то, что она никак не стремилась оформить отношения с ним, говорит, видимо, о ее огромном доверии, вере в неспособность Некрасова поступить несправедливо. Может быть, и это — ее полная зависимость и доверчивость — привязывало к ней Некрасова.

Первая половина 1871 года снова приносила мрачные новости из-за границы. В феврале сокрушительным поражением наполеоновской Франции завершилась Франко-прусская война. За капитуляцией последовали кровавые события Парижской коммуны, длившиеся с середины марта до конца мая, несомненно, вызывавшие пристальный интерес редакции «Отечественных записок» и взволновавшие Некрасова. Позднее, в 1872 или 1874 году, он напишет стихотворение «Страшный год», посвященное трагедии, случившейся во Франции, всегда остававшейся для прогрессивных русских людей родиной лучезарных идей, а в 1850—1860-е годы бывшей предметом сочувствия, несмотря на общее презрение и ненависть к Наполеону III. Для Некрасова события 1870–1871 годов — прежде всего торжество варварства и жестокости:

Страшный год! Газетное витийство
И резня, проклятая резня!
Впечатленья крови и убийства,
Вы вконец измучили меня.

В России в первую половину года было «тихо». Но печальные новости приносила частная жизнь. 21 марта в возрасте двадцати девяти лет умер от отека легких еще один представитель потерянного поколения, Решетников, так и не вышедший за пределы добротной беллетристики, не написавший больше ничего, равного «Подлиповцам». Эта смерть имела для Некрасова особое значение — начали уходить те, кто был значительно моложе его и кому он совсем недавно открыл дорогу в литературу.

В марте же произошел первый конфликт с Лазаревским. В этом году в «Отечественных записках» анонимно печатался П. Л. Лавров, бежавший из ссылки и превратившийся в политического эмигранта. После того как авторство Лаврова обнаружилось, Лазаревский, дотоле о нем не знавший, был сильно раздражен тем, что при его покровительстве были напечатаны тексты фактически государственного преступника. Эта история не имела серьезных последствий для «Отечественных записок», и отношения с Лазаревским вскоре вошли в обычное русло, но теплых писем от чиновного приятеля Некрасов больше не получал. Лазаревский был разочарован — оказалось, что его «использовали». Он как будто повторял судьбу Никитенко, также разочаровавшегося в возможности по-настоящему гармоничных отношений между литератором и цензором.