Николай Некрасов

Так же к определенному рубежу подошли отношения Некрасова с Авдотьей Яковлевной Панаевой, очевидно, все эти годы непростые. В апреле после ссор с участием брата Некрасова Федора и брата Панаевой Аполлинария Яковлевича Брянского между квазисупругами происходит разрыв, воспринимавшийся ими как «окончательный». Некрасов уехал в Ярославль, Панаева осталась в Петербурге. Однако в середине апреля, узнав о болезни новорожденного сына, Некрасов возвратился в столицу. «Простившись с тобой, — писал Некрасов Тургеневу немного спустя, — я уехал — и скоро мне дали знать, что бедному мальчику худо. Я воротился… Бедный мальчик умер. Должно быть, от болезни, что ли, на меня это так подействовало, как я не ожидал. До сей поры не могу справиться с собой». Общее горе (видимо, это был уже второй умерший ребенок Некрасова и Панаевой), однако, не привело к примирению. Некрасов снова уехал в Ярославль и затем 20 апреля в Грешнево. Там он впервые увидел восьмилетнюю единокровную сестру Лизавету, к которой с тех пор всегда испытывал теплые чувства и принимал участие в ее судьбе. В Грешневе Некрасов прожил до середины мая и, возможно, по просьбе Панаевой, приехал в Москву, где поселился в гостинице Шевалье. 21 мая туда же приехала Панаева. До июня они жили вместе в гостинице, но так и не помирились, и 13 июня Панаева вернулась в Петербург. 17 июня Некрасов поселился вместе с Боткиным на даче в Петровском парке под Москвой, получая на свои «жестокие» письма (которые до нас не дошли) ответы Авдотьи Яковлевны, полные упреков. Таким образом, ссора продолжалась в переписке. Однако в середине июля Панаева приехала в Петровский парк и поселилась на той же даче «наверху в двух прекрасных и свободных комнатах». Судя по всему, именно тогда состоялось примирение при посредничестве Боткина, который 5 августа сообщил Тургеневу: «Она очень хороша теперь с ним: внимательна и женственна, — насколько она может быть женственной. Впрочем, мы живем очень приятно». Видимо, когда 18 августа Некрасов возвращался в Петербург, он ехал вместе с Панаевой. Длившаяся четыре месяца «ссора» не привела к окончательному разрыву, однако и здесь было ощущение близящегося конца.

Рубежный во многих отношениях год породил новые черты в поэзии Некрасова, которая именно тогда вступила в период бурного роста: им было написано более тридцати стихотворений (столько же, сколько за пять предыдущих лет) и две поэмы: «В. Г. Белинский» и «Саша». Произведения, созданные в это время, объединяет то же ощущение рубежности, грани. Под влиянием смертей соратников и собственных предчувствий в центре поэзии Некрасова оказывается как раз образ того, кто эту грань не перейдет. Эта тема, изначально для Некрасова интимная, лирическая, расширилась до образа трагической судьбы больного поколения, пришедшего к порогу новой эпохи с иссякшими силами. В лирике это проявляется в размышлениях о болезни и смерти, в стихотворении «Я сегодня так грустно настроен…», где лирический герой, ощущая неминуемую кончину, всё-таки надеется встретить завтрашний луч солнца, уповает на пробуждение «мучительной» жажды жизни.

Тема рубежа, бессилия его перейти достигает своеобразного лирического обобщения в цикле «Последние элегии», начатом еще в 1853 году, но завершенном именно в это время. Здесь в условно-элегическом тоне рисуется образ лирического героя как путника, не имеющего сил идти дальше. В третьей элегии усталость и смерть описываются на фоне жизни, движущейся вперед. Подобным же страдальцем предстает герой стихотворения «Еще скончался честный человек…», возможно, написанного на смерть Фролова, но, несомненно, имеющего тесную связь с самоощущением Некрасова.

От этих стихотворений идут две линии в поэзии Некрасова того периода. Первая ведет в еще более интимную лирику, в «панаевский цикл», где в стихах, датируемых 1855 годом, возникает мотив границы, к которой подошла любовь, ощущение исчерпанности любви, как бы переходящей в исчерпанность самой жизни. Так, в стихотворении «Давно — отвергнутый тобою…» лирический герой говорит, что забыт возлюбленной и испытывает притяжение волн, когда-то пугающих, а теперь влекущих. В стихотворении «Ты меня отослала далеко…» описывается розыгрыш, устроенный возлюбленной, подобный тому, что был в стихотворении «Так это шутка! милая моя…»; но теперь он заканчивается не примирением и радостью, а словами: «…поколеблена вера / В благородное сердце твое». Очевидно, что короткий текст именно для того и написан, чтобы высказать эти слова, в нем нет наслаждения самой любовной игрой обманов, ссор и примирений. Мотив закончившейся, но вызывающей ностальгическую грусть любви находит полное выражение в стихотворении «Где твое личико смуглое…».