Николай II: жизнь и смерть

«Из ставки прислали проект Манифеста. Вечером из Петрограда прибыли Гучков и Шульгин, с которыми я переговорил и передал им подписанный и переделанный Манифест. В час ночи уехал из Пскова с тяжелым чувством пережитого. Кругом измена, трусость и обман».

ПРОЩАНИЕ (ДНЕВНИК СВЕРГНУТОГО ИМПЕРАТОРА)

Подписав Манифест, он мог немедля отправиться в Царское Село. Но неожиданно для всех он возвращается обратно в Ставку — в Могилев.

Возможно, ему было слишком тяжело увидеть ее, детей после крушения. Он хотел дать ей и им привыкнуть к положению. И еще: он должен был проститься с армией. Шла война, и он до конца выполнял свой долг Верховного Главнокомандующего.

А может быть, он все еще продолжал надеяться… Вдруг она права: они восстанут, верные войска, и чудо свершится…

И еще: он должен был проститься с матерью.

3 марта он вернулся в Ставку. Никто не знал, как его должно теперь встречать, и вообще, должно ли теперь его встречать. Но, конечно же, Алексеев решает встретить его, как обычно. В специальном павильоне для приема царских поездов выстроились генералы. В молчании ждали. Говорил только язвительный Сергей Михайлович — обсуждал поведение другого великого князя, Кирилла, «называя вещи своими именами».

Подошел императорский поезд. Но никто не вышел. Потом показался кто-то из прислуги, позвал Алексеева и исчез с ним в вагоне. Все ждали.

Наконец появился Николай: желтая кожа, обтянувшая скулы, резкие мешки под глазами. За ним — граф Фредерикс: как всегда, тщательно выбрит, подтянут. Царь (уже бывший царь!) по обыкновению начал обход, здороваясь с каждым…

3 марта, пятница:

«Спал долго и крепко. Проснулся далеко за Двинском. День стоял солнечный и морозный… Читал много о Юлии Цезаре. В 8.20 прибыли в Могилев. Все чины штаба были на платформе. Принял Алексеева в вагоне. В 9.30 перебрался в дом. Алексеев пришел с последними известиями от Родзянко. Оказывается, Миша отрекся… Бог знает, кто надоумил его подписать такую гадость! В Петрограде беспорядки прекратились — лишь бы так продолжалось дальше».

Наступал «новый мир».

Отречение в пользу Михаила не получилось. И не могло получиться — «новый мир» не хотел Романовых. Гучкова едва не растерзали рабочие, когда он посмел объявить о царе Михаиле Романове.

3 марта Гучкова и Шульгина на моторах повезли добывать новое отречение. На крыльях автомобиля лежали солдаты с обнаженными штыками.

Еще 27 февраля Михаила вызывал из Гатчины в Петроград Родзянко. По просьбе Родзянко Михаил связался по прямому проводу со Ставкой, просил Николая уступить Думе — создать правительство, ответственное перед Думой. Николай отказался. Но обратно в Гатчину Михаил не попал — железная дорога была захвачена восставшими. Ночь он провел в Зимнем дворце и утром оказался в пекле. Генералы, перешедшие из здания Адмиралтейства в Зимний дворец (среди них были Хабалов и военный министр Беляев), предложили ему возглавить отряд — спасать Петроград. Михаил отказался. Он предпочел скрыться и проживал в квартире князя Путятина на Миллионной улице.

В квартире на Миллионной в прихожей набросаны дорогие шубы думских деятелей (это еще от свергнутого режима — скоро, очень скоро исчезнут и шубы, и их владельцы).

Вышел Михаил, высокий, бледный, с очень моложавым лицом. Выступали по очереди.

Резкий голос Керенского:

— Приняв престол, вы не спасете Россию. Я знаю настроение масс. Сейчас резкое недовольство всех против монархии. Я не вправе скрывать, каким опасностям подвергаетесь вы лично, взяв власть. Я не ручаюсь за вашу жизнь.

Потом тишина, долгая. И голос Михаила, еле слышный голос:

— При этих условиях я не могу…

Молчание и почти отчетливое всхлипывание.

Михаил плакал. Ему суждено было покончить с монархией. 300 лет — и на нем все кончилось.

И вопль, счастливый — Керенского:

— Я глубоко уважаю ваш жест! И вся Россия.

«Новый мир» посылал поздравительные телеграммы Михаилу Романову. Даже из Туруханска, где были в ссылке большевики, пришла поздравительная телеграмма.

Николай жил в губернаторском доме. Ежедневно ходил в помещение Генерального штаба, где Алексеев делал ему доклады, читал агентские телеграммы. Будто ничего не произошло.

Из дневника Николая: «4 марта. Суббота… К 12 часам поехал на платформу встретить дорогую мать, прибывшую из Киева. Повез ее к себе и завтракал с нею и нашими. Долго сидели и разговаривали… К 8 часам поехал к обеду к мамґа и просидел с нею до 11 часов».

По городу ходили писаря, шоферы, обвешанные красными повязками и бантами, с красными кокардами на фуражках. Бесконечные митинги, речи «самых свободных граждан самой свободной в мире страны» о «проклятом режиме».

А они собирались в вагоне вдовствующей императрицы — «наши»: великий князь Борис Владимирович (а ныне просто Борис Романов), принц Александр Ольденбургский (ныне просто Алек) и просто Сергей… и просто Сандро… Тогда они еще верили, что скоро приедет Николаша принимать пост Верховного Главнокомандующего. Алексеев, генералы — все его хотели.