Николай II: жизнь и смерть

Действительно, Верховный предъявил царю длинный доклад. Огромный и яростный Николаша кричал в раскаленном вагоне… Вначале все его обвинения были хорошо знакомы царю: распутство и кутежи «Друга» и т.д. Но дальше речь Главнокомандующего стала страшной: в доме Распутина толкутся немецкие агенты, все, что делается в Ставке, через доверчивую Государыню становится известным в квартире на Гороховой — и потом…

— Я никогда ничего об этом не знал… Я не мог даже предполагать, — растерянно повторял царь.

И тогда Николаша предложил привезти в Ставку Александру Федоровну — показать ей доклад. И покончить с «нашим Другом». «Решить дело по-семейному»

— здесь, в Ставке!

Николай согласился. Сейчас он хотел только одного: вырваться из этого поезда — и домой, в Царское. В дороге, успокоившись, он понял: все это эмоции, предположения, никаких реальных доказательств измены Распутина нет. Только знакомые рассказы о беспутстве «Друга».

Когда она узнала до конца о происшедшем в Ставке, у нее началась горячка. Она впала в беспамятство и все время умоляла оставить ей Бэби, не заточать ее в монастырь, разрешить ей хотя бы видеть мужа и Маленького.

Что означал крик Аликс «не заточать ее в монастырь»?

«Неужели Государь не в силах заточить в монастырь женщину, которая губит его и Россию, являясь злым гением русского народа и династии Романовых…» Так напишет через год в своем дневнике монархист Пуришкевич. (Так что это был не только плод больного воображения Аликс.) И, видимо, что-то важное сообщают Николаю в Цар-ском. Скорее всего, информацию собрал Распутин — у него были прямые связи с тайной полицией. И это не наш домысел. 9 декабря 1916 года царица напишет Николаю: «Наш Друг говорит, что… если наш (ты) не взял бы места Ник. Ник., летел бы с престола теперь». Да, Николаю сообщают: существует заговор…

Было ли все это распутинской выдумкой? «Навязчивой идеей Александры Федоровны»? (Деникин) Или действительно та же «камарилья», ощущая, как в 1905 году, угрозу надвигавшейся катастрофы, решила заменить его все тем же Николашей? Во всяком случае, царю было ясно: в Ставке на этот раз добром не кончится — Верховный потребует убрать Распутина (т.е. убить Аликс!). И, возможно, — самых суровых мер к самой Аликс, зная, что Николай никогда не согласится на это. И тогда он окажется в ловушке, его попросту могут не выпустить из Ставки. И останется только одно — отречься!..

Скрытный царь не захотел оскорблять Николашу этими подозрениями. Он попросту решил заявить министрам: «В такой критический момент верховный вождь армии должен встать во главе ее».

Так он принял решение, которое обществу показалось совершенно безумным.

По Петрограду поползли ужасные слухи: царь смещает Николашу и сам становится Верховным Главнокомандующим. Это был шок. Николай Николаевич, с его авторитетом, популярностью в армии, — и слабый царь, а тут еще слухи о царице-немке, ее сношениях с врагом и грязным «Старцем»!!!

Мать поняла: это катастрофа.

Нежный друг Маленькой К., великий князь Андрей Владимирович, записал в своем дневнике 24 августа 1915 года:

«Днем был у тети Минни (императрица-мать Мария Федоровна. — Авт.) на Елагином острове, нашел ее в ужасно удрученном состоянии… она считает, что удаление Ник. Ник. приведет к неминуемой гибели… Она все спрашивала: «Куда мы идем, куда мы идем? Это не Ники, не он… он милый, честный, добрый — это все она… Она одна ответственна за все, что происходит. Это сделал не мой дорогой мальчик!.. Когда мама была у нее, она еще прибавила, что это ей напоминает времена императора Павла I, который начал в по-следний год удалять от себя всех преданных людей, и печальный конец нашего прадеда ей мерещится во всем ужасе…

В истории не было примера со времен Петра I, чтобы цари сами становились во главе своих армий. Все попытки к этому, как при Александре I в 1812 г., так и при Александре II, дали скорее печальный результат…»

Николай уезжал в Ставку. Это был самый трудный для него отъезд. Он должен был объявить Верховному свое решение. Огромному Николаше, перед которым он робел, в его раскаленном от солнца вагоне.

В поезде его, как всегда, ждало ее письмо.

Она: «22.08.15. Мой родной, любимый… Никогда они не видели раньше в тебе такой решимости… Ты наконец показываешь себя Государем, настоящим самодержцем, без которого Россия не может существовать… Прости меня, умоляю, что не оставляла тебя в покое, мой ангел, все эти дни. Но я слишком хорошо знаю твой исключительно мягкий характер… Я так ужасно страдала, физически переутомилась за эти два дня, нравственно измучилась (и буду мучиться все время, пока в Ставке все не уладится и Николаша не уйдет, — только тогда я успокоюсь)… Видишь, они боятся меня и поэтому приходят к тебе, когда ты один. Они знают, что у меня сильная воля и я сознаю свою правоту — и теперь прав ты, мы это знаем, заставь их дрожать перед твоей волей и твердостью. Бог с тобой и наш Друг за тебя… Пусть охранят святые ангелы твой сон! Я возле тебя всегда и ничто нас не разлучит…»