Николай II: жизнь и смерть

Он вспоминает времена прапрадеда: эта война, как война с Наполеоном, Отечественная… Он отправляется в Москву — в древнюю столицу, символ Отечества.

Кремль. В беломраморный Георгиевский зал входят император и Семья. Алексея (он недавно ушиб ногу) несет на руках дядька матрос, рядом с царицей

— сестра Элла… Слова императора:

«Прекрасный порыв охватил всю Россию, без различия племен и народностей. Отсюда, из сердца Русской земли, я посылаю моим храбрым воинам горячее приветствие. С нами Бог!»

У Успенского собора, у колокольни Ивана Великого — необозримые толпы. Колокольный звон заглушает восторженные крики толпы. И гофмаршал граф Бенкендорф, глядя на ликующую толпу, говорит победно-насмешливо: «Вот это и есть та самая революция, которую нам обещали в Берлине?»

Да, в Берлине предупреждали: если будет война — она закончится революцией в России. Впрочем, об этом Николая предупредили много раньше — в самом начале царствования.

Но теперь все забыто: звучат ликующие крики — это народ встречает Царскую Семью. На лице Аликс — радость, впервые за много месяцев. Мечта сбылась. Как неожиданно свершилось это долгожданное единение: народ и царь!

В сумраке Успенского собора — придворные певчие в серебряных костюмах славного XVII века — истока Романовской Династии… Звучит Божественная Литургия. Драгоценные камни на облачениях духовенства мерцают в свечах.

Всего через три года затерянная в зимней Сибири Семья будет вспоминать об этой ликующей Москве, колокольном звоне, об этом восторге народа при виде своего императора.

«Сведения официальные и частные, доходящие до меня со всей России, одинаковы. Одни и те же народные восклицания, благоговейное усердие, одно и то же объединение вокруг царя… Никакого разногласия. Тяжелые дни 1905 года кажутся навсегда вычеркнутыми из памяти. Собирательная душа Святой Руси с 1812 года не выражалась с такой силой», — записал в своем дневнике французский посол.

С торжествующей ноты начался эпилог царствования.

В 1914 году среди революционеров, высланных в Туруханский край, царило уныние, граничащее с отчаянием.

«Все сомкнулось, все революции спрятались, все думали только о совместном служении Родине. Очень легко дышится в этой чистой атмосфере, ставшей почти неизвестной у нас», — писал думский депутат.

Прелюбопытная компания собралась в тот год в Туруханской ссылке: целые дни проводил на койке, уткнувшись лицом в стену, безвестный грузин. Он перестал следить за собой, перестал даже мыть посуду, и собака облизывала его тарелки.

Всего через четыре года он будет жить за Кремлевской стеной — там, где сейчас царь и его Семья…

А вот другой революционер — он тоже впал тогда в безнадежность и жесточайшую депрессию. В сентябре 1914 года с ним встретился другой туруханский ссыльный большевик, Свердлов. Свердлова связывала с ним не только общность взглядов, но давняя нежная дружба. И с огорчением Свердлов написал жене: «Несколько дней пробыл с Жоржем. С ним дело плохо… Положительно невозможно ему жить долго вдали от кипучей жизни. Нужно найти хотя бы какой-нибудь исход для его энергии».

«Жорж» — одна из партийных кличек Филиппа Голощекина. Так они встретились в Туруханском крае, два старых друга, Голощекин и Свердлов — два будущих организатора расстрела царя и его Семьи.

Царь и Семья — в Кремле, окруженные ликующим народом, а будущие их убийцы пока далеко, в Сибири, в безнадежном Туруханском крае.

Великий князь Николай Николаевич становится Верховным Главнокомандующим. Вскоре царь отправляется на фронт к армии, в Ставку.

Царь уезжает на войну, и царица пишет ему письма. Почти каждый день… «Царь уезжал на войну» — так начинаются сказки…

Когда-то, в идиллическом XIX веке, готовясь стать повелителями страны, они писали друг другу бесконечные письма. И вот теперь, накануне прощания с троном, все повторяется! Между этими двумя потоками писем — вся их жизнь. Жизнь, которая не требовала от них обращаться к перу — ибо за 20 лет они так редко расставались… И вот Война.

В 1917 году, перед арестом, царица начнет уничтожать свои бумаги. Но письма не тронет, хотя в них были страшные проклятия тогда уже победившей Думе. Рискуя гневом победителей, она сохранит их, ибо в этих письмах была ее вечная неутолимая страсть к «мальчику», к ее «Солнечному Свету».

Как и когда-то, они пишут друг другу по-английски. Прошло два десятилетия с тех пор, как она приехала в Россию. Но по-прежнему она думает на языке бабушки Виктории. 652 письма напишет она ему. Последнее, 653-е будет отправлено ею тайно и не нумеровано. В конце писем она ставит крест: «Спаси и сохрани». Он отвечает ей куда реже, часто телеграммами. Что делать — царь воюет.

ГЛАВА 7. «Я перечитываю твои письма и стараюсь представить, что это беседует со мной мой любимый»

(Роман в письмах) Да, там они разговаривают друг с другом… И я выхватываю обрывки их исчезнувшей речи…