Николай II в секретной переписке

Родное мое дитя, много и часто о Тебе вспоминаю. Писала Тебе через Жука 16го, и 17-го открытку через мистера Гиббса, и 9-го через А(ннушку) 2 письма. Вот, уронила любимое перо и сломала его, скука такая. Ужасно холодно, 9 градусов в зале, и дует отовсюду такой ветер, но они все гуляют. Надеемся офицера завтра увидеть хоть издали[1208]. Так рада, что Ты все получила. Надеюсь, что носишь серый платок и что он “вервеном” пахнет. Понюхай это письмо — знакомый старый запах. Добрая Зиночка[1209] мне нашла и послала из Одессы. Что Ты познакомилась с Горьким, меня так удивило — ужасный он был раньше, не моральный, ужасные, противные книги и пьесы писал — неужели это тот? Как он против Папы[1210] и России все воевал, когда он в Италии жил. Будь осторожна, дорогая.

Хорошо, что можно в церковь идти — нам это опять запретили; так что дома служба и другой священник. Как я рада, что с Сережей все хорошо — но бедной Тине будет трудно теперь, помоги ей Бог. Маня Р(ебиндер) мне образ Умиления через Изу теперь посылала, он еще в П(етрограде), хотели его убить. Трудно людей теперь понять, иногда на вид большевики, в душе напротив. Как же отдашь — не знаю как. Висел над койкой детей, теперь и мне стало лучше — носила на новый год — лежал на молитв. столе 31-го и во время службы. Как же мне это сделать — совсем не знаю.

Гермоген каждый день служит молебен у себя для Папы и Мамы, очень за них. Много удивительного, странного. Полным ходом надо писать, ждут письма. Скорее нарисовала (очень плохо) молитву на кусочке березы, кот. Он[1211] пилил. Мало теперь рисую из-за глаз, пишу в очках — холодно, пальцы совсем окоченели. Хотелось бы послать что-нибудь, но нет ничего. Посылаю Тебе образ Абал. Б. Матери[1212], молилась у нее, она привезена была в нашу церковь. Офицер тоже в монастырь поедет, замерзнет, боюсь, по дороге. Спасибо за чудную молитву. Страшный ветер, дует в комнаты. Часто очень ношу Твою синюю кофточку, и лиловую тоже. Любовь горячую шлю, молитвы, душу. Крепко верю, на душе мирно. Все мы Твои и Тебя горячо, нежно целуем. Привет всем.

Царица Анне Вырубовой 23 января 1918 г. Тобольск.

Душка моя родная, маленькая, есть еще возможность Тебе написать, так как уедет только 26-го обратно[1213]. <...> Кто мог подумать, что он сюда приедет; надеюсь, что его не обокрадут по дороге, везет Тебе 2 фунта макарон, 3 ф. рису и 1 ф. колбасы; так удобно вышло, что Аннушка не с нами живет. Связала чулки и посылаю Тебе пару. Они для мужчины сделаны, но, думаю, Тебе пригодятся. Под валенками носи и когда холодно в комнатах. 29 гр. опять, 6 гр. в зале — дует невероятно. Страшно тронуты, что X. деньги привез[1214], но, правда, не надо больше – все пока у нас есть. Бывали минуты, когда не знали, откуда взять, так как из Петрограда не высылали, теперь опять пока есть[1215]. Чем Ты живешь? Твои деньги я Тебе тогда положила вниз в шкатулку с Твоими золотыми вещами. Скажи, X. принадлежит ли к друзьям Лили, или Келлера? Нет ли у него имения на юге около Киева <...> Почти не могу держать пера. Как я рада, что Твоя комнатка уютная и светлая, но страшно утомительно так высоко подниматься. Как бедная спина и ноги? И сердце золотое. С тех пор ничего о Лили не знаю, кажется, юг от севера отрезан; оттого я тоже больше не получаю письма от матери Сыробоярского. Он учится английскому языку. От Седова не имею известий; Лили писала давно, что он должен был бы быть недалеко отсюда[1216]. От двух сестер моих и брата уж год ничего не знаю. Летом только раз от сестры. О. А.[1217] пишет детям длинные письма — все про своего мальчика, которого обожает, кормит его, ухаживает за ним (у них нет няни). Бабушка[1218], кажется, постарела очень, — больная у себя в комнате сидит и грустит. У Тудельс 4 гр. в комнате. Сломала перо опять, и это жесткое. Говорят, что “Столпу семейства”[1219] хорошо живется в Кисловодске; оба сына у нее, она много принимает, там весь “beau monde”; Рубинштейн и Манташев царствуют и все устраивают. Говорят, и румыны туда приглашены. Мерика[1220] ждет там ребенка, Р(атькова)-Рожнова купила себе дом и принимает по вечерам <...> Очень про Тебя спрашивали, и Тудельс, и моя хорошая большая Нюта Демидова с таким участием. Jimmy лежит у меня на коленях и греет меня. Солнце светит, они все пошли на улицу. Невероятно холодно из-за ветра, но у вас, должно быть, ад просто темнота, холод и голод. Помоги Вам Бог перенести все это тяжелое. Какие испытания! Чем хуже здесь, тем лучше и светлее будет там. Больно думать, сколько еще будет кровопролитий, пока настанут лучшие дни. Я слышала, что Малама и Эллис еще в полку. Видаете ли Вы доброго Отца Иоанна?