Николай II в секретной переписке

Прилагаю несколько снимков, сделанных для тебя Настенькой или Изой. Наст. будет у меня сегодня днем — доклад Рост. — вчера у меня еще был Ильин, и я говорила с ним о неприличном поведении многих сестер (не настоящих — из общины) и т.д. — Мы говорили с Протоп. относительно призыва методистов (их, кажется, всего 10000?). Мы оба находим, что это неразумно, так как противоречит их религиозным убежденьям (и притом их немного), а потому я предложила, чтоб он просил военного министра призвать их в качестве санитаров, а санитаров всех забрать (их постоянно пытаются забрать) на войну; это было бы хорошо, и они бы служили. Или, как предлагает наш Друг, пусть они роют окопы и подбирают раненых и убитых в качестве санитаров на войне. Наш Друг находит, что тебе сейчас следовало бы призвать татар, — их такое множество везде в Сибири, но надо объяснить им это, как следует, во избежание повторения непозволительной ошибки в Туркестане. Затем наш Друг сказал: “Ген. Сухомл. надо выпустить, чтоб он не умер в темнице, а то не ладно будет — никогда не боятся выпустить узников, возрождать грешников к праведной жизни — узники через их страданья пока доходят до темницы — выше нас становятся перед лицем Божием” — более или менее Его слова. У каждого, даже самого низкого грешника бывают минуты, когда его душа возвышается и очищается через тяжкие страдания, и тогда следует протянуть ему руку, чтоб спасти его, прежде чем он вновь не потеряет себя, ожесточившись и впав в отчаянье. У меня есть прошение m-me Cyx.[998] к тебе, — хочешь, я тебе его пришлю? Уже 6 месяцев он сидит в тюрьме — срок достаточный (так как он не шпион) за все его вины, — он стар, надломлен и не проживет долго; — было бы ужасно, если б он умер в тюрьме. Прикажи освободить его и держать дома под строжайшим надзором, не подымая шуму, — прошу тебя, голубчик. День — это век теперь — надо мудрых правителей, — скорее убрать градоначальника, так как долгие поиски преемника причиняют бесконечный вред. Они чудно говорили о Боге, это мне напомнило мою любимую персидскую книгу “Богоручита”. Бога надо везде видеть — во всех вещах — во всем, что окружает нас тогда спасемся; “будьте святы, как я свят”, “будьте Богом по благодати”. — Трудно передать сказанное Им — слова недостаточны и нужен сопровождающий их дух, чтоб осветить их.

Пасмурный, дождливый день, лежу в постели и пишу при свете лампы. Это утреннее лежание полезно мне, выгляжу едва ли не хуже, чем когда Н.П.менявидел в последний раз, причем я делаю все возможное, чтоб поправиться, — надеюсь завтра опять начать прием лекарств. Лежу весь день, за исключением часов приема. Ужасно хотелось бы совсем поправиться ко времени нашего свиданья. Дорогой мой, я ужасно тоскую без вас обоих. Мысленно постоянно с тобой. Осыпаю тебя нежными, нежными поцелуями. Бог да благословит и сохранит тебя ныне и всегда!

Навеки, Ники мой, глубоко любящая тебя твоя старая

Солнышко.

Что это такое происходит в Греции? Получается впечатление, что пахнет революцией, упаси Боже! В этом виноваты союзники, увы!

Ц. ставка. 22 сент. 1916 г.

Мое любимое Солнышко!

Горячо благодарю тебя за твои 2 дорогих письма, в особенности за последнее длинное! Я принял Бобринского и имел с ним продолжительную беседу. Он много лет знает Протоп., одобряет его и уверен, что они вдвоем дружно будут работать вместе. Он тоже говорил про телеграмму, которую они вдвоем послали! Я этим доволен. — Ал. никогда не упоминал мне о Гучк. Я только знаю, что он ненавидит Родзянко и насмехается над его уверенностью в том, что он все знает лучше других. Что его давно приводит в отчаяние, так как это огромное число писем, которые он получает от офицеров, их семей, солдат и т.д., а также и анонимных, и во всех его просят обратить мое внимание на тяжелое положение городов и сел по случаю дороговизны продовольствия и товаров!

Посылаю тебе несколько фотографий-дубликатов, так как я привожу в порядок свой альбом, прежде чем вклеивать туда.

Брусилов просил разрешения продолжать атаку, так как Гурко поможет ему на правом фланге, и я разрешил.

Перо очень скверное. До свиданья. Храни тебя Господь, моя бесценная, и девочек! Крепко целую.

Навеки твой старый

Ники.

Ц.С. 23 сентября 1916 г.

Ангел мой любимый!

Дивное солнечное утро — немного полежу на солнце. Вчера посидела с 1/4 часа на воздухе, так как мне было душно, даже оставила форточку всю ночь открытой. Греческий Ники будет к чаю; наконец, в воскресенье он уезжает, бедный мальчик. Мария поехала кататься верхом — с радостью сообщаю тебе это.