Николай II в секретной переписке

Я просила нашего Друга особенно помолиться за успех твоих новых планов. Он это исполнил и надеется, что Бог благословит твои начинания. Все говорят, что командир Павловцев (Шевич) — настоящая размазня, этот полк не имел ни разу успеха и редко продвигается. Мне кажется, наши генералы проявляют ужасную слабость. Ах, да! Он велел тебе передать, чтоб ты не терзался в тех случаях, когда ты отставляешь генерала, а после оказывается, что он невинен, ты всегда можешь его простить и вновь принять на службу, — и ему это тоже не причинит вреда, так как заставит его почувствовать страх Божий. Аня едет на 2 дня в Финляндию на именины матери.

Надеюсь, что при следующем нашем свидании будет хорошая солнечная погода.

Это хорошая мысль — относительно батальона — передала Н.П. то, что ты думаешь по этому поводу, — он только высказывает надежду, что они не будут ни в Одессе, ни в С.[980], но в каком-нибудь небольшом городе, где их легче держать в руках, — да и меньше соблазнов, чем в большом городе, — и следить за тем, чтоб они работали как следует.

Только что получила твое милое письмо, нежно благодарю. Вели Нилову ответить Долли, что она не может получить титула (без объяснения причины). Как она это себе представляет? Разве ее брак с Гревеницем не идет в счет? Она, думается мне, с ума сошла. С ней лучше иметь поменьше дела, — лучше всего пусть ей ответит Нилов, — ведь она была родственницей его жены, а Фредерикса сейчас здесь нет.

Я тоже с великой радостью думаю о нашей встрече — надеюсь, что к тому времени буду чувствовать себя лучше, сейчас совершенно никуда не гожусь. Представь себе, греческий Ники все еще в Павловске и, говорят, в ужасно нервном состоянии. Не могу понять, почему они его, наконец, не отпустят домой, он здесь ничем не может помочь, — или, быть может, это делается в доказательство добрых чувств, питаемых к нам?

Посылаю тебе бумагу насчет генерала Огановского[981] — прочти ее и сделай с ней, что найдешь нужным.

Теперь должна кончать. Небо прояснилось, солнце сияет. Беккер[982] приехала. Чувствую себя отвратительно. Благословляю и целую без конца.

Навеки вся твоя

Женушка.

Ц. ставка. 16 сентября 1916 г.

Моя ненаглядная,

Сердечно благодарю за дорогое письмо. Я рад, что посещение японцев и завтрак с ними прошли удачно, но мне жаль, что ты утомилась. Береги себя и не переутомляй свое бедное, дорогое сердце! Сегодня утром я написал дорогой мама с Сандро. Оказывается, этот идиот Родзянко написал ему очень дерзкое официальное письмо, на которое Сандро намерен отвечать очень резко. Он читал мне вслух выдержки из обоих писем — Родзянки и своего — его ответ составлен очень хорошо.

Со “Штандартом”, сколько я могу судить со слов Кирилла, произошло некоторое недоразумение. Я никогда ничего не приказывал Григоровичу, а только спрашивал его относительно этого места для Зеленецкого в будущем и высказал ему свое желание, чтоб Н.П. получил нашу яхту после З. Я говорил также об этом с адмиралом, он принял это совершенно спокойно, только спросил, будет ли это сделано к окончанию войны, когда будут поставлены котлы и закончена починка яхты. Кроме того, 3., действительно, в экипаже все делает за Кирилла, который часто отсутствует. И, наконец, я желаю иметь Н.П. при себе во время войны, а он нe мог бы отлучаться со службы, если б был сейчас капитаном.

Поняла — да?

Теперь пора кончать, любимая моя девчурка. Храни Господь тебя и дорогих девочек! Крепко целую.

Навеки твой старый

Ники.

Ц.С. 17 сентября 1916 г.

Мой ненаглядный!