Николай II (Том II)

«…(4.XII.1916.) Я глубоко убеждена, что близятся великие и прекрасные дни твоего царствования и существования России. Только сохрани бодрость духа, не поддавайся влиянию сплетен и писем – проходи мимо них, как мимо чего-то  н е ч и с т о г о, о чём лучше немедленно забыть. Покажи всем, что ты  в л а с т е л и н  и  т в о я  воля  б у д е т  и с п о л н е н а. Миновало время великой снисходительности и мягкости, – теперь наступает твоё царство воли и мощи! Они будут принуждены склониться перед тобой, и слушаться твоих приказов, и работать  т а к,  к а к  и  с  к е м  ты назначишь. Их следует научить повиновению. Смысл этого слова им чужд: ты их избаловал своей добротой и всепрощением. Почему меня ненавидят? Потому что им известно, что у меня сильная воля и что когда я убеждена в правоте чего-нибудь, то я не меняю мнения, и это невыносимо для них. Но это – дурные люди…»

«…(14.XII.1916.) Надеюсь, что неправда, будто Николаша приедет к 17-му… Не пускай его, злого гения. Он ещё будет вмешиваться в дела и говорить о Васильчиковой. Будь Петром Великим, Иваном Грозным, Императором Павлом – сокруши их всех – не смейся, гадкий, я страстно желала бы видеть тебя таким по отношению к этим людям, которые пытаются управлять тобою, тогда как должно быть наоборот… Дорогой мой, свет моей жизни, если бы ты встретил врага в битве, ты бы никогда не дрогнул и шёл бы вперёд, как лев! Будь же им и теперь в битве против маленькой кучки негодяев и республиканцев! Будь властелином, и все преклонятся перед тобой!..»

Эти слова любимой Аликс жгли его сердце. Он понимал, что гнилая атмосфера столичных интриг и сплетен нервировала его жену значительно больше, чем беспокоили его тихие отзвуки в Ставке того, что происходит в столицах. Но он всё ещё надеялся умиротворить Думу малыми уступками и своим непоколебимым спокойствием. По его мнению, которое Аликс пыталась изменить, наносить удар по внутреннему врагу было ещё рано – следовало подождать начала весенне-летнего наступления, которое само по себе перечеркнуло бы все дурацкие разговоры «общественности» и сделало бы его абсолютным господином положения. Надо было продержаться три-четыре месяца, и тогда можно было бы избежать ненужных репрессий, которые всегда претили его душе богобоязненного человека…

Ему всё-таки казалось, что перемирия с Думой можно ещё достичь, что штурмовой сигнал Милюкова 1 ноября – это просто мелкий шантаж власти, – пока 17 декабря из Петрограда не пришла телеграмма:

«Сегодня ночью зверски и подло убит Григорий Распутин…»

78

На 17 и 18 декабря в Ставке было назначено совещание верхушки всей армии и флота, на котором должны были быть подведены итоги кампании 16-го года и поставлены задачи на год 1917-й. Съехались все командующие фронтами и их начальники штабов, высокие чины из Генерального штаба, Главного артиллерийского управления и других военных ведомств. Ещё задолго до Военного Совета Николай решил сразу после него отправиться в Царское Село, где хотел провести с семьёй Рождество Христово и новогодние каникулы.