Николай II. Расстрелянная корона. Книга 1

– А вы не являетесь его членом, выступили против пассивной политики Государственного совета?

– Нет, ваше величество.

– Если не выступили вы, председатель правительства, то что было ждать от других? Впрочем, здесь и моя вина. – Николай повернулся к Столыпину: – А что вы скажете по обсуждаемому вопросу?

Петр Аркадьевич хотел подняться, но император жестом усадил его обратно в кресло.

– Не надо вставать, говорите так.

– Я, ваше величество, всегда полагал, что власть может считаться реальной только тогда, когда она жестко защищает свои позиции. Я никогда не скрывал, что являюсь противником парламентаризма. Есть Государственный совет, который вполне в состоянии решать вопросы управления. Вы, государь, посчитали иначе. Это ваше право. Мое мнение о думе негативно. Вместо реальной законодательной работы она занимается всем, чем угодно. За короткий срок эта контора превратилась в очаг внутреннего сопротивления власти монарха. Один только пример, если позволите…

– Конечно, Петр Аркадьевич. Для этого я и пригласил вас сюда.

– События в Белостоке.

– Вы о погромах?

– Да. Я разбирался с этим делом. Белосток – город с преимущественно еврейским населением. Первого июня кто-то – я уверен, что это был обычный провокатор – несколько раз выстрелил в католиков, шедших в костел. Тут же начался погром, сопровождавшийся открытой жестокостью. За два дня было убито более семидесяти евреев, ранено около восьмидесяти, католиков, соответственно – семь и восемнадцать. Войска, вызванные для наведения порядка, справились со своими обязанностями, но офицеров обвинили в соучастии в погроме. Им, видите ли, пришлось вступать в перестрелку с силами еврейской самообороны, в ходе которой никто не погиб и не был ранен. Министерство внутренних дел, естественно, тут же начало расследование. Но и Государственная дума в стороне не осталась, отправила в Белосток трех или четырех депутатов. Ладно, пусть будет расследование. В общем-то, вроде на пользу. Но что оказалось? Депутаты общались только с потерпевшими и то так, на скорую руку, а вернулись с громким докладом. Ссылаясь на показания пострадавших, которые, естественно, запротоколированы не были, они утверждали, что погром был организован не провокаторами одной из революционных партий, о чем мы получили доказательства, а правительством. Это же надо додуматься до такого! Правительство организует погром! Но дальше еще интересней. Один из депутатов, побывавший в Белостоке, заявил с трибуны, что солдаты боялись идти против самообороны. Он подчеркнул, что русские войска привыкли бегать от противника. Этому научила их бездарно проигранная война с Японией.

– Наглая ложь и беспредельный цинизм! – воскликнул император.

– Точно так, ваше величество. Но оратору аплодировал весь зал. На противоречия в отчете комиссии и в докладе депутата, входившего в нее, никто не обратил ни малейшего внимания. Главное, что в очередной раз удалось обвинить власть, подло ужалить ее. В этом, по-моему, вся суть настоящей Государственной думы. Именно она, на мой взгляд, сейчас является базой для усиления революционных настроений.

– Каково ваше предложение, Петр Аркадьевич?

– Надо разогнать эту думу. И чем быстрее, тем лучше. В дальнейшем ответственней подходить к подбору кандидатов, чтобы в законодательное собрание не могли попасть разного рода негодяи и предатели.

Николай улыбнулся:

– Вы в своем репертуаре, Петр Аркадьевич.

Слово взял Горемыкин:

– Я бы не советовал сейчас нагнетать обстановку, поддаваться эмоциям. В конце концов, с депутатами можно договориться.

– О том, чтобы дума прекратила противостояние с правительством? – уточнил Столыпин.

– И об этом в том числе.

– Да как вы не понимаете, Иван Логгинович, что сам факт переговоров будет воспринят думцами как слабость? Они тут же ужесточат требования и разнесут по всей России весть о своем могуществе. Получится, что власть спасовала перед ними. Этого допустить нельзя ни в коем случае. Разогнать их следует, а не вести ненужные и опасные переговоры.

– Это может всколыхнуть общество, – не сдавался Горемыкин.

– Нам и без того придется прикладывать усилия, чтобы устранить последствия работы этой думы. Но если наводить порядок, то быстро и в меру жестко.

Председатель Совета министров пожал плечами:

– Возможно, вы и правы, Петр Аркадьевич. Но прошу учесть, ваше величество, что я придерживаюсь другого мнения. Оно вам известно.

– Я услышал вас, Иван Логгинович, но в воскресенье подпишу манифест о роспуске первой Государственной думы.

– Как бы это не вызвало крупных волнений в столице, ваше величество, – проговорил Горемыкин. – Таких, к подавлению которых уважаемому Петру Аркадьевичу придется привлечь все полицейские силы. Да и тех может оказаться недостаточно.

– Устранение беспорядков – в первую очередь дело градоначальника. Фон дер Лауниц справится с ними. Надо будет, привлечем армию. Но противостояние надо прекратить. В этом я полностью согласен со Столыпиным, – проговорил государь и объявил совещание закрытым.

Председатель Совета министров ушел, Петра Аркадьевича же царь попросил задержаться.