Определив, таким образом, свое отношение к требованиям «япошек», Николай задавал себе вопрос, как же утихомирить не менее требовательных соотечественников. Наряду с социалистами-революционерами, которые отдавали предпочтение тактике индивидуального террора, социал-демократы марксистских взглядов усилили свою пропаганду среди рабочих масс, в армии и на флоте. Новая волна забастовок парализовала страну, в Лодзи произошло столкновение рабочей толпы с войсками, убито было 12 человек. Их похороны стали поводом для масштабного восстания – войска снова стреляли в народ, и на этот раз итог был еще более жестоким: по неполным официальным сведениям, свыше полутораста человек убито, раненых – около 200. Схватки такого же рода происходили и в других городах Польши, в прибалтийских губерниях, на Кавказе… Всеобщая стачка была объявлена в Одессе. 14 июня в виду этого города показался броненосец «Потемкин» с красным флагом на мачте. Его команда восстала под предлогом выдачи несвежего мяса, и тогда командир корабля и его заместитель отдали приказ о расстреле мятежников. Но коль скоро моряки отказались стрелять в товарищей, помощник застрелил одного из матросов[116] – в ответ вспыхнули кровавый мятеж и резня офицеров. Сразу после этого экипаж установил контакт с одесскими революционерами; в городе начались схватки между солдатами и манифестантами. Социал-демократы предложили солдатам овладеть Одессой и превратить ее под прикрытием орудий «Потемкина» в центр борьбы с самодержавием. Но мятежники не решились сойти на берег. В городе положение сделалось угрожающим: тяжелые орудия броненосца грозили разнести любое здание в городе. Наконец местные власти взяли ситуацию в городе под контроль. «Потемкин» еще некоторое время странствовал по Черному морю, но все гавани ему были закрыты;[117] на 11-й день с начала восстания «Потемкин» вошел в румынскую гавань Констанцу, где команда сошла на берег и сдалась властям.
По получении известий с черноморских берегов Николай записывает в своем дневнике следующее: «15-го июня. Среда. Жаркий тихий день. Аликс и я долго принимали на ферме и на целый час опоздали к завтраку. Дядя Алексей ожидал его с детьми в саду. Сделал большую прогулку в байдарке. Тетя Ольга приехала к чаю. Купался в море. После обеда покатались». И только затем переходит к самому главному: «Получил ошеломляющее известие из Одессы о том, что команда пришедшего туда броненосца „Потемкин Таврический“ взбунтовалась, перебила офицеров и овладела судном, угрожая беспорядками в городе. Просто не верится!» И несколько дней спустя: «20 июня. Понедельник… На „Пруте“ были тоже беспорядки, прекращенные по приходе транспорта в Севастополь. Лишь бы удалось удержать в повиновении остальные команды эскадры! Зато надо будет крепко наказать начальников и жестоко мятежников. После завтрака гулял и выкупался в море перед чаем. Вечером принял Абазу.[118] Вечером покатались. Было жарко».
Увертки правительства все более раздражали общественное мнение. Съезд земских и городских деятелей, собравшийся в Москве 24 мая, решил поднести адрес государю и отправить к нему депутацию. После долгих колебаний Николай согласился ее принять. В документе, представленном государю, подчеркивается, что в России установилось состояние «гражданской войны», и высказывается сожаление, что обещание созыва народных представителей не было выполнено. От имени делегации говорил кн. С.Н. Трубецкой. «Мы знаем, государь, – заявил он, – что вам тяжелее всех нас… Крамола сама по себе не опасна… Русский народ не утратил веру в царя и несокрушимую мощь России… Но народ смущен военными неудачами; народ ищет изменников решительно во всех: и в генералах, и в советчиках ваших, и в нас, и в господах вообще…» Затем Трубецкой заговорил о созыве народных представителей. Нужно, сказал он, «чтобы все ваши подданные, равно и без различия, чувствовали себя гражданами русскими… Как русский царь не царь дворян, не царь крестьян или купцов, не царь сословий, а царь всея Руси – так выборные люди от всего населения должны служить не сословиям, а общегосударственным интересам».[119] Николай ответил заранее заготовленною речью, составленною в примирительных выражениях. «Отбросьте сомнения, – заявил он, – моя воля – воля царская – созывать выборных от народа – непреклонна. Привлечение их к работе государственной будет выполнено правильно. Я каждый день слежу и стою за этим делом… Я твердо верю, что Россия выйдет обновленной из постигшего ее испытания. Пусть установится, как было встарь, единение между царем и всей Русью, между мною и земскими людьми, которое ляжет в основу порядка, отвечающего самобытным русским началам. Я надеюсь, что вы будете содействовать мне в этой работе».[120]