Николай II

Свидетельство Парфена Алексеевича Домнина, на самом деле Чемодурова Терентия Ивановича:

«Начиная с первых дней июля над городом появились аэропланы и летали довольно низко, бросая иногда бомбы, в большинстве не приносившие вреда. В то же время появились и слухи, что чехословаки приготовляются занять город. В один из таких вечеров Николай вернулся со своей обычной прогулки по саду в необычном возбуждении; помолившись перед иконой Николая Чудотворца, он бросился на кровать не раздеваясь; никогда раньше он так не делал.

— Позвольте мне вас раздеть, — сказал я.

— Не беспокойтесь, старина, — ответил Николай, — у меня тяжело на сердце, и я чувствую, что уж недолго проживу. Может быть, сегодня… — и бывший царь не кончил фразы.

— Бог с вами, что вы говорите, — возразил я. И он рассказал мне, что во время прогулки в саду он получил известия о заседании специального комитета совдепа казачьих и красноармейских депутатов Урала, которое должно решить его судьбу, ввиду слухов, что он собирается бежать с чехословаками, в свою очередь обязавшимися будто бы вырвать его из рук Советов.

— Я не знаю, что может случиться, — сказал Николай в заключение.

Царь содержался под строжайшим надзором: ему не позволяли ни покупать газет, ни даже выходить сверх краткого времени для прогулок… Царевич все это время болел. Раз он вбежал в комнату отца в слезах и, совершенно вне себя, бросился на руки отцу и, сквозь рыдания, едва выговорил:

— Милый папа, они хотят тебя застрелить.

— Воля Божия во всем, — ответил царь. — Но, милый мальчик, будь спокоен, будь спокоен. Где мама?

— Мама плачет…

— Алексей, — сказал царь, — я прошу тебя об одном: пойди и успокой маму.

Царевич вышел, а Николай встал на колени перед иконой и долго молился…

Поздним вечером 15 июля в комнату царя вошел комиссар охраны и объявил:

— Гражданин Николай Александрович Романов, вы должны отправиться со мной в заседание Совета…

— Скажите откровенно, — возразил Николай, — что вы желаете увести меня для расстрела.

— Нет, не опасайтесь, — ответил комиссар, улыбаясь. — Вас требуют на заседание.

Николай поднялся с кровати, надел свою серую солдатскую рубаху, сапоги, опоясался и вышел с комиссаром… Николай Александрович не возвращался долго, почти два с половиной часа. Он был очень бледен, и подбородок его дрожал.

— Дай мне, старина, воды, — сказал он мне.

Я принес, и он залпом выпил большой стакан.

— Что случилось? — спросил я.

— Они мне объявили, что через три часа я буду расстрелян, — ответил мне царь».

Чемодуров рассказывает далее: