В те ливадийские дни и в последующие, когда перевозили тело усопшего в Петербург, Аликс, ставшая уже Александрой Федоровной, оказалась в центре драматических событий. Ничего подобного в ее жизни еще не случалось. Нет, сама она ничего не решала и к ней мало кто обращался, но вот Ники стал главным объектом тяжелых испытаний. Чуткая и эмоциональная, сразу же заметила, что вокруг столько лжи и нераспорядительности. За каждой мелочью бежали к царю, а затем, получив его указание, не спешили исполнять.
Как же так можно, неужели люди не понимают, что таким путем во всяком деле можно лишь навредить. А тем более в таком, как управление государством. Она уже знала много из русской истории и не сомневалась, что в России надо править жесткой и властной рукой. Ее же возлюбленный такой деликатный, добросердечный, и она ощущала, что его с первого дня опутывают интригами. 15 октября записала в дневнике Ники: «Будь стойким и прикажи доктору Лейдену и другому, Гиршу, приходить к тебе ежедневно и сообщать, в каком состоянии они его находят, а также все подробности относительно того, что они находят нужным для него сделать… Не позволяй другим быть первыми и обходить тебя. Ты — любимый сын Отца, и тебя должны спрашивать и тебе говорить обо всем. Выяви свою личную волю и не позволяй другим забывать, кто ты». Это наставление она потом будет бессчетное количество раз повторять супругу устно и письменно.
Последнюю царицу не любили. С первого дня «каждое лыко» ставили «в строку». Амбициозный министр финансов Сергей Витте, увидев ее первый раз, нашел, что она красива, но успел разглядеть «нечто сердитое в складке губ». Генеральша Александра Богданович, наслушавшись разговоров сановников, записала в дневнике: «Новую царицу не хвалят, находят, что у нее злое выражение лица и смотрит она исподлобья», а Зинаида Гиппиус уже в эмиграции заметила: «Царица никому не нравилась и тогда давно, когда была юною невестой наследника. Не нравилось ее острое лицо, красивое, но злое и унылое, с тонкими, поджатыми губами, не нравилась немецкая угловатая рослость».
Александра Федоровна, с детства испытав и многократно пережив одиночество и нелюбовь окружающих, встретив подобное отношение в России, о чем она быстро узнала, отнеслась к нему с чувством пренебрежительного безразличия. Почти до самого конца не стремилась ничего изменить. Выполняя многочисленные церемониально-династические обязанности, она смотрела на окружающий придворно-аристократический мир с холодным отчуждением, прекрасно сознавая всю фальшь и враждебность его. Дорогой Ники заполнял ее жизнь, и она старалась поддержать и утешить этого человека, несшего тяжелое бремя исторической ответственности. Уже через несколько месяцев после замужества царица писала своей немецкой приятельнице: «Я чувствую, что все, кто окружает моего мужа, неискренни, и никто не исполняет своего долга ради долга и ради России. Все служат ему из-за карьеры и личной выгоды, и я мучаюсь и плачу целыми днями, так как чувствую, что мой муж очень молод и неопытен, чем все пользуются».
Не складывались теплые отношения и со свекровью, императрицей Марией Федоровной. Две царицы и один царь. Две женщины и один мужчина. Сама судьба должна была создать внутреннее напряжение, которое неизбежно и возникало. Они так не походили друг на друга. Старая царица — милая, обходительная, умеющая нравиться, знавшая назубок правила поведения во всех ситуациях и почти никогда не пренебрегавшая своими венценосными обязанностями. Александра Федоровна во многом являла прямую противоположность: замкнутая, даже нелюдимая, мало склонная завоевывать популярность, не желавшая знать и видеть тех, кто не отвечал ее представлениям о благонадежности и добропорядочности. Мария Федоровна считала, что Алиса, при всей своей внешней красоте, лишена того, что всегда ценила в людях: душевной экспрессии. Конечно, она не подозревала, что ее невестка походит на потухший с виду вулкан, что у нее внутри пылает пламя безбрежных чувств, беспощадный огонь, сжигавший и ее, и все вокруг.
Нельзя сказать, чтобы Мария Федоровна не любила Александру Федоровну. Нет, нелюбви не было. Но не было и душевного расположения. По отношению к себе она его тоже не ощущала. Отношение свекрови к невестке эволюционировало. Сначала было безразличие, потом ласковая снисходительность, сменившаяся сожалением и сочувствием к сыну, к Александре Федоровне и ко всем, кто оказался заложником драматических коллизий последнего царствования. Она видела, что Ники любит Аликс, и это было самое главное. Своим чувствам здесь она не придавала особого значения. Но самолюбие нередко уязвлялось.