Николай II

Хотя изменений в системе политического управления не производилось, но в последние годы своей жизни Александр II стал склоняться к мысли о возможности конституционных преобразований, к учреждению высшего представительного органа с законодательно-совещательными функциями. Но прозвучали первомартовские взрывы, и все эти мечты и проекты рассеялись как дым.

В политике царя Александра II Николаевича отчетливо проступали либеральные черты, и он, несомненно, хотел перенять опыт западноевропейских стран в деле создания правового государства. Но этот процесс рассчитан был на длительный срок; ему требовались поддержка и понимание всех политически сознательных элементов. Формирование гражданского общества, социальное структурирование его в перспективе неизбежно должны были привести к появлению на политической арене общественных сил и течений, способных стать полноправными партнерами верховной власти. Однако курс императора встречал скрытое, но ожесточенное сопротивление со стороны русских консерваторов, считавших незыблемыми исконные традиции и основы, исключавшие развитие самодеятельности и инициативы снизу.

Несравненно большей являлась другая опасность, проявившаяся во всей своей угрожающей силе в 60-е, но особенно в 70-е годы XIX века: левый радикализм. Европейские эгалитарно-социалистические учения опьянили немало русских сердец и стали в России необычайно популярными, особенно в среде учащейся молодежи и выпускников различных учебных заведений. Либеральный внутригосударственный курс и прекращение преследований за вольнодумство привели к тому, что теории о радикальном переустройстве всей жизни сделались в этой среде необычайно модными. Некоторые юноши и девушки, как правило, выходцы из малообеспеченных семей, в подавляющем большинстве получившие образование и профессии благодаря реформам Александра II, стали с маниакальной одержимостью ратовать за уничтожение не только политического строя, но и всего традиционного жизненного уклада, намереваясь на этих обломках построить «царство света и справедливости».

Русский характер всегда отличал максимализм во всем, что касалось веры и преданности. Или безграничная вера в Бога и Царя, безмерное раболепие перед земной и небесной властью, или полное отречение от того и другого, абсолютное игнорирование традиций и национальных святынь. Русская натура — это чаще всего стихия, порыв. Ее обуревают страсти, заставляющие совершать труднообъяснимые с прагматических позиций (или вообще необъяснимые) поступки, приносить себя в жертву во имя веры, любви — или ненависти. Русскому человеку тесно в «сегодня». Его душа, мысли и мечты устремлены во «вчера», в «завтра», а нередко и вообще в запредельную высь. Поэтому именно на русской почве дали такие страшные плоды схемы и теории, направленные на насильственное разрушение реального мира и сочиненные по большей части в благополучной Западной Европе. Русский радикализм — это болезнь души, отринувшей Бога, болезнь личности, потерявшей национальную почву и исторические корни.

Этих анархистов и радикалов, с легкой руки писателя Ивана Тургенева называемых в России нигилистами, насчитывалось всегда немного, но они являлись чрезвычайно деятельными и отличались фанатической преданностью своим фантастическим идеям. Эта одержимость производила сильное впечатление не только на последователей, но даже на врагов. Начитавшись сочинений Прудона, Фурье, Маркса и других светочей теорий социализма и радикализма, они были уверены, что только социальная революция может открыть дорогу к «светлому будущему людей». Но так как, по их представлениям, народ пребывал в темноте и невежестве, не мог сам освободиться от грабителей и угнетателей, его необходимо было «просветить и просветлить».

В 60-е годы толпы одержимых молодых людей отправились в русские деревни, чтобы там вести «разъяснительную работу». Они устраивались фельдшерами, учителями, агрономами, ветеринарами и в свободное от трудов праведных время вели беседы «с бедными тружениками», не скупясь на критику общественного устройства. Подобные собеседования заканчивались почти всегда одинаково: возмущенные богохульными речами «стриженых девок» и «худосочных мужиков» крестьяне или сдавали их полиции, или расправлялись с ними сами, и немалому числу «борцов за народное счастье» с трудом удавалось уносить ноги от разъяренной толпы. Несколько лет продолжалось это «хождение в народ», закончившееся полным провалом.

Осознав, что поднять восстание таким путем не удается, радикалы избрали тактику беспощадного террора против представителей власти. В их воспаленном мозгу возникла маниакальная идея: убить монарха и этим вызвать повсеместное брожение, а может быть, и революцию. Каждая либеральная мера властей воспринималась ими как уступка, как проявление слабости. Они не хотели преобразований, они грезили о крушении.