И наступило 17 сентября — торжественный въезд невесты цесаревича в столицу. День был ясный, солнечный, и многие удивлялись: что это за итальянская погода установилась! И какой контраст во всем, через полвека, когда русская царица Мария Федоровна, холодным и серо-безликим днем, без всяких торжественных церемониалов, выедет в своем поезде из Петербурга (к тому времени переименованного уже в Петроград) в Киев. Ей думалось, что она ненадолго отлучается из столицы, а окажется, что — навсегда. Но она свято верила в предначертанность жизненного пути. На пороге своего сорокалетия написала: «Это все Божия милость, что будущее сокрыто от нас, и мы не знаем заранее о будущих ужасных несчастьях и испытаниях; тогда мы не смогли бы наслаждаться настоящим и жизнь была бы лишь длительной пыткой». К этому времени она уже была умудрена опытом, пережила немало невосполнимых потерь и невзгод.
Но тогда, в том 1866 году, она о своем будущем ничего не знала и старалась вести себя с подобающим торжественности момента достоинством. Датская принцесса вместе с императрицей Марией Александровной ехала в золотой карете в Петербург и поражалась пышности церемонии, атмосфере праздника, которой была захвачена многочисленная публика на всех дорогах. Невесте кричали «ура», махали руками и шляпами. Особо ретивые посылали воздушные поцелуи, и она с трудом сдерживала улыбку. С левой стороны кареты ехал цесаревич и время от времени отдавал какие-то распоряжения. Почти через два часа доехали до центра Петербурга и у Казанского собора, фамильного собора династии Романовых, сделали остановку. Вышли из экипажей, приложились к образу Казанской Божией Матери. Затем тронулись дальше к Зимнему Дворцу — главной императорской резиденции.
В Зимнем неспешно поднялись по парадной лестнице, прошли по нарядным залам и вошли в церковь. Здесь был молебен. Затем — завтрак в покоях императрицы, но Дагмар почти ничего не ела, и царица заставила ее хоть немножко подкрепиться. После трапезы принцессу проводили в отведенные ей комнаты, где она смогла перевести дух. Вечером в окружении царя, царицы, цесаревича и почти всех членов фамилии Дагмар присутствовала на иллюминации. Толпы народа приветствовали высоких особ. Крики «ура» почти не смолкали.
Принцессу внимательно разглядывали и придирчиво оценивали. Одним она показалась очень миловидной, другие нашли, что она «слишком проста», третьи решили, что она красавица. Умный и язвительный министр внутренних дел граф Петр Александрович Валуев записал в дневнике: «Торжественный въезд состоялся при великолепной погоде с большим великолепием земного свойства. Да будет это согласие неба и земли счастливым предзнаменованием. Видел принцессу, впечатление приятное. Есть ум и характер в выражении лица». Общее мнение, несомненно, было в пользу будущей цесаревны.
На пути к брачному венцу Дагмар предстояло преодолеть несколько рубежей. Главный — миропомазание. Она была девушкой воспитанной и благонравной, соблюдавшей все христианские обряды, знавшей и почитавшей символы веры. Но в православии имелось много специфического, существовали вещи и явления, неизвестные в Датском королевстве. Там не было монастырей, монахов, чудотворных икон и еще много чего не было из того, что принцессу ждало в России. Да и власть монарха воспринималась в империи двуглавого орла совсем иначе. В Дании король правил, опираясь на мирские учреждения, по воле своих подданных, а русский царь — по благоволению Всевышнего, перед которым только и держал ответ за дела свои. В России даже время оказалось другим. Здесь все еще жили по Юлианскому календарю, тогда как в Европе перешли на Григорианский, а разница составляла 12 дней. Она приехала в Россию 14 сентября, в то время как в Дании уже было 26-е, а 14-го она была еще дома.
Дагмар предстояло научиться определенным правилам, молитвам и кодексу поведения. Но не только этому. Нужно теперь научиться чувствовать и жить по-иному. Понимая это, изо всех сил стремилась стать своей среди нового, но уже дорогого для нее мира. Царская фамилия трогательно опекала принцессу, которую все как-то сразу стали за глаза любовно звать Минни. В ее присутствии никто не позволял себе говорить по-русски; все старались изъясняться или по-французски, или по-немецки. На этих языках при русском дворе говорили многие, и ими свободно владела и датская, пока еще, гостья.
Но, конечно, основное внимание уделял ей цесаревич Александр Александрович, находившийся рядом каждую свободную минуту. Он многое показывал и объяснял. В первые же дни отвез невесту в Петропавловскую крепость, в Петропавловский собор, на могилу Никса. Молча стояли рядом со слезами на глазах. Рассказал о других родственниках, покоившихся рядом: дедушке императоре Николае I, бабушке императрице Александре Федоровне, старшей сестре Александре («Лине»), умершей в семилетнем возрасте в 1849 году.