Николай II

Вот удивительный рассказ Веры Леонидовны: «Мой тогдашний друг (она пленительно произносит слово „друг“, улыбаясь вековому воспоминанию. – Э.Р.)… он был очень близок к графу Витте. И он доказывал, что множество событий, случившихся в царствование Николая, связаны с тайными действиями «камарильи». Это забытое ныне испанское слово, которое любил граф Витте, обозначало группу влиятельных интриганов при дворе испанского короля Фердинанда VII. Оно стало нарицательным. «Камарилья» в России – это вырождающиеся знатнейшие фамилии. Они боялись потерять богатство и власть, ненавидели новое время – этот непонятный капитализм. Именно они составляли ближайшее окружение Николая и Александры. Мой друг считал, что в России, как во всякой стране, где существуют вековые традиции консерватизма, давно сложился тайный союз крайне правых, то есть «камарилья», с секретной полицией. Вот почему, когда Александр II готовил Конституцию, полиция «не уследила», и он был убит… Мой друг рассказывал, как уже при Александре III в тщательно охраняемом Гатчинском дворце постоянно появлялись записки террористов с угрозами царю. Так укрепляли царя в его ненависти к либералам, подбрасывая эти бумажки через секретную полицию… Мой друг утверждал, что Департамент полиции вышел из-под контроля царя в конце века, когда секретная полиция начала засылать провокаторов в революционные организации. Именно тогда родилась зловещая практика: провокаторы направляют бомбы ничего не подозревавших революционеров на неугодных «камарилье» царских чиновников. В то время, говорил мой друг, «камарилья» и тайная полиция провели целую серию опасных интриг. Одной из них и была японская война…»

«Ниспосланное утешение…»

Война началась – и тотчас сработало вечное правило российской бюрократии: когда замышляется нечто хитроумное, результат будет прямо противоположным. Война, затеянная, чтобы предотвратить революцию, – разбудила ее.

И вот тогда, в разгар страшных поражений, в смуте наступающей революции, – свершилось…

Это случилось в «Александрии», в том маленьком летнем дворце, где Николай четырнадцатилетним мальчиком услышал песню о старухе-смерти и где когда-то влюбленные юноша и девочка вырезали на стекле свои имена. И вот там днем 30 июля 1904 года… «Императрица, – вспоминала Вырубова, – едва успела подняться из маленького кабинета по винтовой лестнице, как родила Наследника».

Из дневника: «30 июля. Незабвенный великий для нас день, в который так явно посетила нас милость Божья. В час с четвертью дня у Аликс родился сын, которого при молитве нарекли Алексеем. Все произошло замечательно скоро, для меня, по крайней мере. Нет слов, чтобы достаточно благодарить Бога за ниспосланное Им утешение в эту годину трудных испытаний…»

Командир кирасиров, генерал Раух, вспоминал слова Николая:

«Императрица и я решили дать наследнику имя Алексей, надо же как-то нарушить эту череду Александров и Николаев». Так шутил счастливый отец и почетный председатель Русского Исторического общества. Действительно, цари с именами Николай и Александр правили Россией целое столетие.

Но с именем «Алексей» дело обстояло непросто. Имя «Алексей» было не в почете в Романовском Семействе. После того как по велению Петра Великого был тайно убит его сын и наследник Алексей, Романовы избегали давать это имя наследникам престола. Существовала версия о проклятии романовскому роду, которое успел прокричать перед гибелью убиенный царевич Алексей… Но Николай решился на это имя, так как его давно привлекал образ другого Алексея – царя Алексея Михайловича.

Незадолго до рождения наследника состоялись знаменитые костюмированные «Исторические балы». Залы Зимнего дворца заполнили «бояре и боярыни» времен первых Романовых… Николай появился в сверкающем золотом и каменьями одеянии царя Алексея Михайловича. Аликс – в осыпанном драгоценностями платье жены Алексея, царицы Натальи Кирилловны. Для Николая это был не просто маскарад, но воспоминание о его любимом царе. Царь Алексей, своей религиозностью, добротой и благонравием заслуживший прозвище «Тишайшего» и столь много сделавший для государства, но не жестокостью, яростной волей, подобно Великому Петру, а кротостью и постепенными реформами… И Николай дал сыну его имя…

Из дневника:

«Крестины начались в 11.00. Утро было ясное, теплое… Перед домом на дороге у моря встали золотые кареты и по взводу конвоя – гусар и атаманцев…»

Конвой при рождении – и будет при смерти.