«…Неприятен не самый факт хороших отношений… или дружбы между Россией и Францией — всякий государь является единственным хозяином интересов своей страны и сообразно этому ведет свою политику, — а та опасность, которая кроется для нашего монархического принципа… Постоянное появление коронованных особ, великих князей, государственных деятелей, генералов в полной парадной форме на смотрах, похоронах, обедах, скачках вместе с главой республики или с его свитой позволяет республиканцам как таковым воображать, что они совершенно порядочные, прекрасные люди, с которыми коронованные особы могут быть на равной ноге. Республиканцы — революционеры по сути, и с ними совершенно правильно обращались как с людьми, которых следует расстреливать или вешать… Французская республика происходит от великой революции… Посмотри на нее… Не шла ли она от кровопролития к кровопролитию? Ники, даю тебе слово: Божье проклятие вовеки тяготеет над этим народом… Я всегда боюсь, что благодаря частым и продолжительным поездкам во Францию люди… пропитываются республиканскими идеями… Один господин… рассказывал мне, что в одном фешенебельном салоне в Париже он слышал, как русский генерал на вопрос, разобьет ли Россия германскую армию, ответил: «О, конечно, нас разобьют вдребезги, но что же из этого? Тогда у нас будет республика!» Вот чего я боюсь для тебя, мой дорогой Ники».
Переписка между Вилли и Ники, опубликованная в 1924 году, охватывает весь первый период царствования (1895–1908 гг.) и показывает, что все предложения исходили от Вильгельма II; молодой Николай, младше по возрасту, отвечает на них неохотно. Вильгельм II его раздражает, он все время бестактно передает приветы Александре, как бы намекая, что он был посредником, убедившим ее выйти замуж за Николая. И к тому же Николай хорошо понимает замысел своего кузена — понудить его порвать франко-русский договор. Ему не нравится, как ведет себя этот старший по возрасту советчик, которому его отец дал шутливое прозвище «дервиш» за странную манеру носить экстравагантную и нелепую одежду.
«Есть два дурака в истории, — любил повторять Александр III, — польский король Ян Собеский и мой дед Николай I, спасшие австрийский императорский дом». Он имел в виду победу, одержанную Собеским, когда турки осадили Вену в 1683 году, и вмешательство русских в 1848 году, когда они оказали помощь Францу Иосифу в подавлении восстания венгров, требовавших независимости.
Когда в 1894 году Николай II становится царем, к австрийскому императорскому дому относятся как к врагу, с презрением и злопамятством. Австрии не могут простить ее «страшную неблагодарность» во время Крымской войны: Франц Иосиф не только не протянул руку помощи Николаю I, который выручил его в 1848 году, но сохранил нейтралитет, скорее благожелательный в отношении врагов России — англичан, французов и турок. Во время балканских конфликтов между 1878 и 1887 годами Габсбурги всегда оказывались во враждебном царю лагере.
Другим неблагонадежным и презираемым соседом был принц Кобургский в Болгарии: обязанный России независимостью своей страны, он проявлял обидчивость, надменность и даже враждебность в отношении Романовых, подозревая их в желании опекать его. Как ни парадоксально, но Россия в 1895 году не имела дипломатических отношений с Болгарией, которая была обязана ей своим существованием.
Ни Габсбурги, ни Кобурги не принимали участия в семейных торжествах в Дармштадте или Копенгагене.
Англичане же всегда приезжали туда, как и русские, несмотря на то что цари и их семьи считали Англию своим главным противником. Россия была для Альбиона «огромным ледником, спускающимся в сторону Индии».