Николай I

«Нашему времени достался в удел — в награду или наказание, покажет время, — вопрос самый привлекательный и самый опасный… я разумею вопрос о свободе». Так начиналась не речь на тайной сходке постдекабристской оппозиции. Так начиналось «Слово в день рождения Благочестивейшего Государя Николая Павловича», произнесённое 25 июня 1832 года архимандритом Иннокентием в Киево-Печерской лавре. И продолжалось в том духе, что именно «августейший виновник настоящего торжества» «для того, кажется, и воздвигнут Промыслом не в другое, а в наше время, дабы среди треволнений всемирных быть верховным блюстителем истинной Свободы народов и Царей»[318].

По стечению обстоятельств именно в 1832 году закончил свою работу Комитет 6 декабря — в некотором роде «приготовительный» к решению главного вопроса о свободе в России XIX века: свободе миллионов крестьян от крепостной зависимости. Комитет не разработал каких-либо законодательных актов по крестьянскому вопросу, однако всерьёз обсудил (и передал на рассмотрение императору Николаю) записку М.М. Сперанского о последовательных мерах по улучшению положения крепостных. Идея Сперанского о том, что нужно сначала устроить быт казённых крестьян, а потом по их образцу «привести крепостных крестьян в то же положение, какое будет определено для казённых», была поддержана Комитетом[319]. И отложена до лучших времён.

Новый поворот сюжета последовал в 1834 году. Именно тогда в Петербург приехал после обустройства дел на южных границах России один из самых энергичных и одарённых деятелей николаевской эпохи — Павел Дмитриевич Киселёв. «Как сейчас вижу его таким, каким он был, когда вернулся, — вспоминала великая княгиня Ольга Николаевна, — красивый мужчина лет около сорока, с выразительными глазами, очаровывающий собеседника, о чём бы он ни говорил. Совершенно независимый в своих взглядах, всегда полный блестящих идей, образованный и в то же время всегда готовый научиться ещё чему-нибудь, он даже в разговорах с Папа, который с ним очень считался, сохранял свою независимость… С этих пор в течение пятнадцати лет он оставался всегда дорогим гостем нашего дома. В разговорах с глазу на глаз Папа любил противоречия, даже охотно вызывал на них, и он особенно любил свободную манеру Киселёва в разговорах»[320].

Беседуя с Киселёвым о его отчёте по делам управления в Дунайских княжествах, Николай вдруг заметил:

— Меня особенно заинтересовало одно место: это то, в котором ты говоришь об освобождении крестьян; мы займёмся этим когда-нибудь; я знаю, что могу рассчитывать на тебя, ибо оба мы имеем те же идеи, питаем те же чувства в этом важном вопросе, которого мои министры не понимают и который их пугает.

Затем Николай указал на заполненные папками-«картонами» полки его кабинета:

— Здесь я со вступления моего на престол собрал все бумаги, относящиеся до процесса, который я хочу вести против рабства, когда наступит время, чтобы освободить крестьян во всей империи…

В воспоминаниях, написанных в 1864 году, Киселёв добавляет детали к картине этой встречи: «При вечернем разговоре… Император Николай Павлович изволил мне сказать, что занимаясь подготовлением труднейших дел, которые могут пасть на наследника, он признаёт необходимейшим преобразование крепостного права, которое в настоящем его положении более остаться не может. "Я, — продолжал Государь, — говорил со многими из моих сотрудников и ни в одном не нашёл прямого сочувствия; даже в семействе моём некоторые (Константин и Михаил Павловичи) были совершенно противны. Несмотря на то, я учредил комитет из 7 членов, для рассмотрений постановлений о крепостном праве. Я нашёл противодействие… Я вижу, ты этим делом занимался и тем положил основание к будущему довершению этого важного преобразования; помогай мне в деле, которое я почитаю должным передать сыну с возможным облегчением при исполнении, и для того подумай, каким образом надлежит приступить без огласки к собранию нужных материалов и составлению проекта или руководства к постепенному осуществлению мысли, которая меня постоянно занимает, но которую без доброго пособия исполнить не смогу… Я неопытен, но твёрдо уповаю на внушение Всевышнего, который нас просветит и направит"».

Киселёв был настолько впечатлён этим разговором, случившимся «в минуту откровенности» государя, что запомнил и день, и время беседы: 9 мая 1834 года, между половиной девятого и десятью часами вечера[321].

Ещё через два года Николай сказал Киселёву: «Ты будешь мой начальник штаба по крестьянской части»[322].