Николай Гумилев: жизнь расстрелянного поэта

Однажды вечером, вернувшись домой, Гумилёв по привычке поинтересовался у консьержа, нет ли для него писем. Тот ответил, что есть из России! Николай Степанович, пока консьерж доставал из ящика письмо, гадал, от кого оно: «Наверное, от родителей, а может, из „Весов“ от Брюсова». Он давно отправил мэтру письмо с небольшой поэмой «Неоромантическая сказка»… Николай в нетерпении глянул на обратный адрес, и сердце трепетно забилось в груди… Он не поверил глазам. На конверте было четко выведено аккуратным женским почерком: Киев. Меринговская, 7, кв. 4, для Анны Андреевны Горенко. Всего, чего угодно, мог ожидать Гумилёв, но только не этого! Как? Неужели она наконец о нем вспомнила? Всё, всё, его признание в любви, его предложение быть вместе до конца?.. Письмо было написано в несколько холодноватом тоне и в то же время для влюбленного сердца оставляло хоть маленькую, но надежду. Горенко писала о себе.

Аня училась в Фундуклеевской гимназии. Класс, куда она попала, стихийно разделился на две группы. Одна — консервативно настроенных девушек, как, например, дочь подполковника Надя Галафре, Мария Дремер, дочь председателя Киевского судебного округа, приезжавшая в гимназию в собственном экипаже, у кого разговоры сводились в основном к нарядам, шляпкам и молодым людям.

Другая группа девочек, где лидировала Вера Беер (будущая «золотая» медалистка), считала себя передовой, прогрессивной молодежью.

Аня не вошла ни в одну из групп. Исключение она сделала только для Жени Микулинской. С ней она часто беседовала. Горенко не любила разговоры о вещах или будущих профессиях. Она читала Блока, Брюсова, втайне писала стихи и скучала по тому времени, когда могла себе позволить бывать в Петербурге, слушать стихи и видеть щеголя-студента Голенищева-Кутузова. Мимолетные увлечения стареющими поэтами, молодыми репетиторами, случайными знакомыми и притязания ее кузена Демьяновского (который, как она писала в 1906 году, «объясняется в любви каждые пять минут») не могли загасить ее страсть. Вот что пишет она мужу сестры фон Штейну: «Если бы знали, какой Вы злой по отношению к Вашей несчастной belle-soeur [4]. Разве так трудно прислать мне карточку и несколько слов. Я так устала ждать! Ведь я жду ни больше ни меньше как 5 месяцев… Пришлите мне карточку Г.-К.».

В другом письме она восклицала: «Отвечайте же скорее о Кутузове. Он для меня всё!..»

Училась Анна ровно, одинаково легко постигая математику и физику, русский язык и словесность. Русскую литературу в гимназии преподавал Григорий Владимирович Александровский, ставший позже профессором Казанского университета. Он хвалил сочинения Горенко за самостоятельность суждений и литературный вкус. Повезло и с преподавателем французского языка Александрой Николаевной Муравьевой, которая прекрасно владела языком, ездила стажироваться каждый год в Париж и зачитывалась французской классической поэзией. Гимназисткам на уроках читала произведения Мольера, Корнеля, Расина.

В один из дней, когда Анна тосковала об ушедшей поре Царского Села, о недоступном Петербурге, она вспомнила Гумилёва и написала ему письмо.

Гумилёв, получив письмо, был счастлив. Подробно описав свое бытие и планы на будущее в ответном послании, он оделся и вышел на улицу. Вечерело, но все еще было тепло. Осень в тот год в Париже выдалась необычайно теплой. С конца мая до начала октября стояла настолько сильная засуха, что пострадали районы Лазурного Берега.

Гумилёв отправился искать почтовое отделение. Вечером его легко можно было увидеть по синему фонарю, горевшему у входа.

— Куда письмо, в Россию? — уточнил почтовый работник. — С вас двадцать пять сантимов.

Гумилёв отдал бы не только двадцать пять сантимов, но и двадцать пять франков. Ведь ему казалось, что это письмо должно решить его судьбу. Аня поймет наконец, как он ее любит. А там он непременно дождется денег из дома и отправится после Нового года в Киев. Он решил сделать Анне Андреевне Горенко предложение руки и сердца. Забрать ее в Париж. Они вместе будут учиться в Сорбонне.

А может быть, размышлял Николай, с созданием своего журнала он сможет получить дополнительный заработок. Идея организации журнала созрела в голове Гумилёва еще в октябре. С будущим художником журнала Гумилёв познакомился на Осеннем салоне русских художников, устроенном Сергеем Дягилевым в 1906 году. На выставке экспонировались работы Бакста, Врубеля, Бенуа, Коровина, Ларионова, Судейкина, Рериха, Сомова, Серова и многих других. Николай Степанович подошел к картине Михаила Ларионова, которая ему понравилась, и поделился своими впечатлениями со стоявшим возле этой картины человеком. Им оказался художник Мстислав Фармаковский.